"Любовь Федоровна Воронкова. Федя и Данилка " - читать интересную книгу автора

берегом и заливом. Кричали что-то, отгоняя птиц и собак, сбежавшиеся к
берегу люди... Кричал и Федя, подбегая со своей бадейкой, а что кричал, он
и сам не знал хорошенько.
Море выбросило на отмель хамсу. Хамса шла большим косяком. То ли
прибой подхватил ее в заливе, то ли загнали дельфины, только выкинуло
хамсу далеко на берег и оставило на песке. Как волна ложится на песок
широкими изгибами, так по кромке волны лежала мелкая рыбешка хамса. Она
чуть-чуть трепетала, и казалось, что лежит на белом песке темная
серебряная бахрома и дрожит и поблескивает под солнцем.
Все, кто еще не ушел на колхозную работу, прибежали на берег
подбирать рыбешку. Сгребали в мешки, в ведра, в корзинки... Сверху
налетали птицы, хватали рыбу из-под рук. Со всей округи сбежались сюда
собаки и кошки - и откуда их взялось столько! Собаки лаяли, дрались. И все
старались захватить хамсы побольше, пока ее не унесло в море.
Федя не зевал. Он был крепкий, проворный. Быстрые голубые глаза его
издали видели, где рыбешка покрупнее. Он подрался с какой-то задорной
чайкой. Эта чайка была смелая, все старалась выхватить рыбу у него из
бадейки. Но Федя живо отогнал ее - не такой уж он был растяпа! Правда,
пока воевал он с чайкой, черный, длинный, как скамейка, пес Валет
успел-таки набить пасть хамсой из его бадейки.
Федя запыхался. Он был весь мокрый, потому что озорные волны набегали
и обдавали его с головы до ног. Волны шли издалека, одна, другая,
третья... Шли друг за другом, не уставая, не останавливаясь. А у самого
берега поднимались на дыбы, прозрачные, будто стеклянные, с белой пеной на
гребне, падали на берег, разбивались и осыпали брызгами всех, кто ходил
тут, бегал и суетился...
Федя набрал полную бадейку хамсы, выпрямился, оглядел все вокруг.
Темно-серебряная бахрома на песке уже исчезла, почти всю хамсу подобрали.
"А где же Данилка? - вдруг вспомнил Федя. - Что же его не видать? Не
слыхал он про хамсу, что ли?" А Данилка сидел в это время у горы Теп-Сель
на большом сером камне и ждал друга.


НА ГОРЕ ТЕП-СЕЛЬ

Данилке уже надоело сидеть и ковырять оранжевый лишайник, которым
оброс камень. Он то ложился на спину и смотрел в небо, то перевертывался
на живот и разглядывал, как букашки и муравьи копошатся среди низенькой
зеленой травы, то пробовал постоять на руках, подняв ноги вверх. Жара
начала донимать его, и Данилка вскарабкался повыше - посмотреть, не идет
ли Федя. И оттуда, с горы, увидел, что Федя идет по улице вместе с
ребятами и ведра у них полны рыбы. Данилка все понял: он просидел здесь и
прозевал такое утро, которое, может быть, за целый год больше не
повторится, а Федя убежал один, не позвал его.
Данилка схватил какой-то камень, запустил его что есть силы в
расселину горы. Потом запустил туда же еще один камень, побольше, и, сунув
руки в карманы, пошел вверх по горе Теп-Сель. У него даже слов не хватало,
чтобы высказать свою обиду, горькую как полынь, по которой ступали его
ноги.
Гора Теп-Сель не крутая, округлая, будто каравай. Ни одного деревца