"Виктор Воронов. Баллада о птице" - читать интересную книгу автора

оберегая ее покой от моей ненужности в комнате той, и осталась только
улыбка, прощающая, но уже не зовущая, да надежда на невстречу в тесноте
Арбата и всегдашний странный страх при просьбах спеть песни, оставленные в
комнате ее и нигде больше и никому не спетые так, как там и для нее.
Исчезновение этого странно возникшего на какие-то несколько часов и
растворившегося навсегда дома сделало несостоявшейся и небывшей
происшедшую в нем измену тебе, и был я действительно чист перед тобой ли,
перед своим ли представлением о тебе, но все происходившее с нами тогда
возвышалось и охранялось от смрадности кривотолков внебытностью нашей ли,
твоей ли, или дело в потоке движения нашего не совместного, а, скорее,
взаимонаблюдаемого, по обретению себя настоящих, будущих, реальных и в
обретении этом мы все более безнадежно теряли друг друга, и теряние это
было единственно реальным, в чем не приходилось сомневаться с самой первой
нашей встречи, еще не приведшей к знакомству, но и в ней уже
присутствовала тень какого-то пребывания нашего с тобой в измерениях
разных ли, в пространствах ли, но невозможность быть вместе подчеркивалась
забавной абсурдностью обстоятельств, при которых я тебя увидел впервые. И
опять таки, ведь очевидно, не впервые.
Невозможно было не сталкиваться раньше в толчее коридоров маленькой
школы, тем более, что потом мы оказались за одной партой во время какой-то
общешкольной олимпиады, но это - позже, а вот первая встреча стоит
отдельного проявления среди ускользающих видений.



Глава 4

Были ли тогда шлягеры в строгом смысле этого понятия, или было
навязывание одобренной "сверху" песенки и поведение считать ее шлягером,
но эта песня с принятым в то время бессловесным припевом на "лай-ла,
лай-ла-ла-ла-ла-ла-ла-лам"
и т. д. навязла в зубах несмотря даже на, а может и благодаря,
присутствию хоть и отдаленному, но явному, духа настоящего, коснувшегося
сотворивших ее.
"Ты помнишь, плыли в вышине, и вдруг погасли две звезды?
И лишь теперь понятно мне, что это были я и ты."
При всей убогости сего опуса искренность певца поднимала эти строчки до
удобоваримого варианта перепева неузнанного еще тогда имени повторимого
звездного у отца века серебряного, нам неизвестного, и суррогат этот нами
воспринимался как вполне соответствующий теме, как это ни забавно,
астрономо-космогонического доклада, который я, как лучший познаватель
физики среди десятых классов, приготовил для прочтения девятиклассникам, и
было в этих строчках неказистых корявое знамение нам с тобой, иное
отражение которого можно было усмотреть в тексте и положениях самого
доклада, где я, не смущаясь ненадежностью источников, бывших наверняка не
менее чем третьей производной от первоисточников, довольно внятно изложил
свои откуда-то взявшиеся взгляды на процессы возникновения, развития и
умирания звезд, особо остановившись почему-то на двойных звездах и так
называемых черных дырах.
От текста доклада меня унесло сразу, поскольку текста, как такового, и