"Арсений Васильевич Ворожейкин. Под нами Берлин ("Истребители" #4) " - читать интересную книгу автора

Кустов. - Но ты, Сережа, не думай: любовь с первого взгляда - ерунда.
И все же Кустова, когда мы пришли на КП, с нами не оказалось. Он
вернулся к девушкам.
Летом нас мало интересовало, куда с аэродрома придется ехать ночевать.
Палатка или дом, общежитие, в сарае или землянке, в городе или в деревне -
все равно: была бы только крыша, После напряженной работы мыс засыпали
мертвым сном, едва добравшись до постели. Осенью погода обычно плохая, день
короткий, летаем мало, и квартира, где приходится проводить большую часть
суток, приобретает большое значение. К общему удовольствию, Киев нас жильем
не обидел. Полк разместился в пригороде - на Соломенке. Мы с Шустовым
занимали небольшую комнату в деревянном домике. Две солдатские койки и
тумбочка между ними, стул да хозяйское зеркало, висевшее на стене, нам после
жестких топчанов казались роскошью.
На новом месте Кустов с первой же ночи потерял покой. Прежде он засыпал
сразу, спал долго, крепко. Теперь ему не спалось, он испытывал необходимость
поделиться со мной своими переживаниями. Секретов друг от друга давно уж не
было.
Кустов влюбился по-настоящему. Он ничего не мог делать, наполовину.
Воевать - так воевать, отдыхать - так отдыхать, любить - так любить. Он во
все вкладывал сердце и всю страсть своего неугомонного характера.
Каждый вечер он стал проводить со своей любимой. Чтобы не расставаться
с ней, думал устроить ее работать в полку или в аэродромном батальоне,
обслуживающем нас.
Его увлечение меня тревожило. И не потому, что это была любовь с
первого взгляда. Это бывает. У меня возникло опасение, что постоянная
близость Люси будет вредно сказываться на боевых делах. Почувствовать на
себе беспокойный взгляд любимой перед вылетом - значит внести сомнение в
душу. И ты уже не боец. Ты ранен тревогой и за сей и за нее. Я сказал об
этом Кустову.
- Неправда, - ответил он. - Личное счастье никому не мешает в работе.
- Но война-то мешает любви.
Кустов за эти дни очень изменился. Он стал более уравновешенным,
спокойным и даже каким-то щеголеватым. Если раньше брил свою редкую бородку
через три-четыре дня, то теперь - каждый вечер; раньше никогда почти не
пользовала утюгом, теперь с его брюк галифе не сходили свежие стрелки.
Раньше он, как Герой Советского Союза, пользовался только одним
преимуществом - больше других летал в бой. Теперь где-то узнал, что Героям
Советского Союза полагается улучшенное обмундирование, решил этим
воспользоваться - сменить хлопчатобумажные брюки и гимнастерку на шерстяные.
Его постигла неудача, на складе не оказалось большого размера. Кустова это
расстроило.
- Безобразие! Нашили на лилипутов!
- Не кипятись. Таких гренадеров-истребителей, как ты, раз, два - и
обчелся, - заметил я. - А потом, почему тебе так приспичило именно сегодня?
Обещали все скоро привезти. Потерпи.
- Так-то оно так, но обидно: сегодня Люся должна познакомить меня со
своей матерью. И мне хотелось бы приодеться.
- Значит, у вас назначено что-то вроде смотрин или сговора?
Хотя керосиновая лама горела тускло, но я в зеркале хорошо видел его
лицо, довольное и чуть загадочное. -