"Арсений Васильевич Ворожейкин. Небо истребителя " - читать интересную книгу автора

фронтовиков. Героев Советского Союза на вечере было четверо - майор Иван
Королев, старшие лейтенанты Сергей Елизаров, Георгий Банков и Михаил
Твеленев. Треть летного состава была необстрелянная молодежь. Мне невольно
вспомнилось напутствие заместителя командующего воздушной армией: "Вы идете
на все готовое. Полк прекрасный, со славной боевой историей. Смотрите не
подкачайте".
Входя в курс дела, я понимал, что сложно будет поддержать былую честь и
традиции, умножить былую славу части, поэтому кристальней вглядывался в лица
ветеранов. "Такие не подведут, - думая я. - Если станет трудно, помогут. Эти
опытные летчики не только подчинены мне, но и я им. Ведь полк - это единый
организм, где работа одного зависит от успеха другого".
Рядом со мной на праздничном вечере, как я положено по воинскому
ритуалу, сели начальник штаба Никитин к заместитель по политической части
подполковник Николай Фунтов, которого я хорошо знал по Халхин-Голу, когда
был комиссаром разведывательной истребительной эскадрильи, Николай тогда
имел звание старшего политрука и летал рядовым летчиком. Часто мы летали с
ним в паре.
Амет-Хан пристроился к Никитиным и был угрюм и молчалив. Он хорошо
понимал, что по приказу командующего его отправят в академию и ему уже не
видать родного полка. Звал он и то, что учиться, все равно не будет. Поэтому
и сидел отшельником, не вступая ни с кем в разговор.
Мне не представили заместителя командира полка по летной подготовке,
поэтому я поинтересовался, где же он.
- Уехал на учебу, - ответил Никитин. - Назначили майора Александра
Алесюка, но он в отпуске, У меня невольно вырвалось:
- Алесюка! Я его знаю, мы познакомились в запасном полку в сорок
четвертом, когда получали новые самолеты. Хороший мужик, командовал
эскадрильей.
Мне больше не хотелось отвлекать Никитина служебными разговорами. Я
окинул взглядом столы. Мое внимание привлек порядок размещения людей, и
невольно подумалось о войне. Тогда тоже, в особенности после напряженного
боевого дня, люди на праздничных ужинах группировались по
"производственному" принципу и степени боевого мастерства: командование,
асы, молодые летчики, техники. Видимо, основу личной дружбы составляет
совместная работа. А как же с характерами, симпатиями и антипатиями?
Очевидно, и здесь всему голова - дело. Оно сплачивает людей, типизирует не
только характеры, но и внешний вид. У летчиков лица более нежные и загар с
румянцем, мягкий. Они все улыбчивые, резковато-подвижные в свой рассказы
непременно сопровождают выразительными жестами. Это нетрудно объяснить. В
полете, и особенно в воздушном бою, самолет следует за мыслью, а иногда
интуиция опережает и ее. Все в воздухе делается быстро, решительно, с полным
напряжением воли и сил. Техники более спокойны и скупы на движения. Лица,
продубленные аэродромными ветрами, с отблеском металла. А руки тружеников -
крепкие, ухватистые и почти черные от постоянного соприкосновения с моторной
гарью.
Настроение у всех было торжественно-приподнятое, но, как бывает в
ожидании застолья, разговаривали тихо, сдержанно, словно опасались кого-то
потревожить. Приглушенный гомон сразу стих, когда поднялся Спиридонов. Хотя
он и небольшого роста, но его кряжистость и погоны на кителе, которые как бы
раздвинули и без того широкие плечи, делали Дмитрия Владимировича похожим на