"Арсений Васильевич Ворожейкин. Небо истребителя " - читать интересную книгу автора

бою самообладание, охваченный отчаянием, забывший себя, не только сам не
способен до конца выполнить свой долг, но и помешает это сделать другим.
Снова разворачиваемся навстречу врагу. Бросаю взгляд на ведомых. Я
знаю, они не осудят меня. Последний раз гляжу на солнце. Оно уже скрывается
за горизонт. Собрав нервы в комок, весь сосредоточиваюсь на "хейнкелях",
по-прежнему стройно и грозно плывущих в небе. На этот раз не командую:
"Огонь!", а просто нажимаю кнопки вооружения. Светящаяся паутина трасс
потянулась к врагу и тут же оборвалась. Боеприпасы кончились. Впрочем, они и
не нужны. В такие мгновения оружие бессильно. Направляю "як" на
бомбардировщик с таким расчетом, чтобы рубануть его винтом, а самому по
возможности отделаться только повреждением самолета. Отделаться? Наверно, на
это рассчитывали и другие летчики, погибшие при таранах.
"Хейнкели" быстро увеличиваются в размерах, стремительно приближаются.
Весь напрягаюсь, готовясь к столкновению. Но удара не последовало.
Бомбардировщики дрогнули. Первая девятка разметалась по небу.
Есть ли работа труднее, чем бой? Пожалуй, нет! Как много он требует
душевных и физических сил! Я часто слышал от летчиков, что иногда приходится
воевать только одними нервами, но только теперь понял справедливость этих
слов. Выключив мотор, я почувствовал, как весь, словно лопнувший пузырь,
обмяк. В этом бою наши нервы оказались крепче фашистской стали.
Заметил подошедшего к самолету Карнаухова, и гнев заклокотал во мне.
- Трибунал будет судить тебя! Мало того что сам сбежал - звено увел?
- Еще неизвестно, кого будут судить. Вы атаковали своих
бомбардировщиков!
Эти слова не просто ошеломили меня, они испугали той неожиданностью, от
которой люди становятся заиками. На мгновение я представил, что он прав. Что
тогда? Ведь перед атакой и я колебался. Что-то страшное, непоправимое
надвинулось на меня. Ничего не может быть хуже, унизительнее и преступнее
наших настойчивых и расчетливых действий по уничтожению своих самолетов.
Перед глазами опять встала армада бомбардировщиков, до мельчайших
подробностей припомнился ход боя. Противника в небе определяешь не только по
контурам, но и по поведению. Эти бомбардировщики, побросав бомбы, поспешно
начали разворачиваться на запад, а не пошли на нашу территорию. Значит,
ошибки не было. Страх начал проходить.
- Почему по радио ничего не передал? - спросил я Алексея Карнаухова.
- Передатчик отказал.
- Почему не сделал попытки предупредить нас эволюциями самолета?
- Боялся, что мои ведомые начнут вам помогать, поэтому и увел их.
Как он логичен в суждениях. Что это - умелая маскировка трусости или
глубочайшее заблуждение?
После разбора вылета, когда ни у кого не осталось сомнения, что мы вели
бой с фашистскими самолетами, Карнаухов, расстроенный и подавленный, долго
сокрушался и мучился, переживая допущенную ошибку. Но никто не выразил ему
ни жалости, ни сочувствия.
Вскоре Алексей Карнаухов искупил свою вину, совершив таран в воздухе.


2.

На другой день жарко палило солнце. За три часа крутого подъема к