"3.Воскресенская. Девочка в бурном море (фрагмент) " - читать интересную книгу автора

вершин деревьев, и не изведали вкуса печеной картошки, пропахшей дымком, и
никогда не слышали пионерского горна, который будит по утрам: "Вставай,
вставай, дружок!"
А ведь в Москве сейчас на все девять вокзалов шумливыми ручейками
стекаются пионерские отряды, и поезда развозят их в самые что ни на есть
живописные места страны. По всем железным дорогам изо всех городов бегут,
спешат пионерские поезда, и машинист, подъезжая к станции, по старой
привычке насвистывает: "Вставай, вставай, дружок!"
Антошка даже тихонько взвыла - до того ей захотелось к ребятам и таким
вдруг потерянным счастьем представился ей пионерский отряд, лагерь на
Азовском море. Как это она раньше не понимала, что все это было чудо, и как
это она могла обрадоваться, когда узнала, что отца ее посылают на работу в
Швецию и она вместе с родителями отправится за границу.
Улетали они в марте 1940 года. Москва запомнилась Антошке нарядной, в
сияющих снегах. До Швеции летели шесть часов. Летели над Балтийским морем.
Оно лежало внизу серое, стылое, придавленное льдами. Гудели моторы, и
Антошке чудилось - они пели: "Прощай, прощай, дружок!"
В Стокгольме Антошка с жадным любопытством всматривалась в новый для
нее мир. Красивый город, что и говорить, куда ни пойдешь - всегда выйдешь к
морю: город расположен на островах, а острова соединены между собой
мостами. Был и такой мост, за переход по которому нужно платить деньги.
Антошка шагала по нему медленно-медленно и не переставала удивляться, как
это мост может принадлежать одному человеку. Ей почему-то представлялось,
что на ночь владелец втаскивает мост в огромный сарай и запирает его на
большой висячий замок.
И незаметно в обиход вошло новое слово "приватный", что значит
частный, негосударственный. А Антошка понимала это слово как
"несправедливый".
Были частные парки, стадионы, театры, школы, больницы и даже леса и
проезжие дороги. Разве это справедливо? Все в этой стране было ново,
интересно и все же несправедливо.
Торговые улицы города были похожи на коммунальные квартиры. Под крышей
одного дома множество магазинов. Были магазины большие, в несколько этажей,
были и такие, что трем покупателям повернуться негде. И все они зазывали к
себе покупателей и хвастались, что в их магазине самые лучшие товары.
Зазывали не голосом - - это считалось в двадцатом веке неприличным, а
яркими световыми фокусами и сказками: "Вы лысый? Это поправимо -
употребляйте наш лосьон для ращения волос, и вы обретете пышную шевелюру!",
"Мойтесь нашим мылом, и вы станете красивой и загадочной, как кинозвезда
Грета Гарбо!",, "Только у нас вы можете получить наслаждение от чашки
ароматного кофе", "Только в нашем магазине вы можете купить себе элегантный
плащ". Антошку возмущало это вранье. В каждом магазине надо было
торговаться: выпрашивать, чтобы отдали подешевле. Антошке стыдно было
торговаться, она всегда тянула маму за рукав, шептала ей, чтобы она не
унижалась, а Елизавета Карповна потом выговаривала, что незачем деньги на
ветер бросать, что здесь не Москва и здесь продают "с запросом".
Утром Антошка с опаской ходила в лавочку за продуктами. Утром улицы
предоставлялись собакам. Это были не какие-то дворняжки, которые без толку
гавкали, бросались на прохожих или старались тяпнуть за колесо велосипеда.
Нет, по тротуарам прогуливались благовоспитанные псы с медалями на