"Валерий Вотрин. Гермес" - читать интересную книгу автора

наобум, сообразуясь с собственной интуицией, а потому не наверняка, как
хотелось бы, и ругая всех богов пустыни, каких только знал. Ругал он и духов
пустыни, не называя их, однако, по именам, - в его положении это было более
чем опасно. Ведь он, вторгшийся на чужую территорию, ничем не смог бы помочь
себе в случае опасности и мог быть с легкостью уничтожен. Поэтому духов он
ругал словами злыми и непотребными, шевеля губами, покрытыми мелким легким
песком, - в воздухе его становилось все больше.
А ветер выл - надрывно, мерзко, вызывая какие-то тревожные, тоскливые
ассоциации: с верблюжьими костями под неимоверной толщей песка, с белыми
выветрившимися человеческими черепами - ветер и песок сожрали их темя, и
теперь только глазные впадины да зубы белеют сквозь прах, - с одинокими
путниками и почему-то с перезвоном колокольчиков каравана, мерным,
глуховатым таким перезвоном, который доносится до умирающего от жажды, когда
караван проходит от него в двух шагах. Ноги Меса по самое колено погружались
в сыпучий песок, и ему казалось, что когда-нибудь нога его уже не встретит
препятствия, и он завязнет в этой желтой пустыне навсегда.
Тогда, чтобы не давать воли этим мыслям, он стал думать о другом.
Невольно, конечно, невольно мысли его перескочили вдруг в прошлое. Он
плотнее запахнул свой плащ и стряхнул песок с полей шляпы. После той встречи
с Пилем он много думал. Случайно забрел в библиотеку и нашел, что она
действительно великолепна: на длинных, уходящих под самый потолок полках
несокрушимыми рядами выстроились книги, сотни и тысячи книг, в которых
навсегда запечатлелась человеческая мудрость. Вот чего он терпеть не мог -
этого выражения.
Наугад потащил из книжного строя толстый том - им оказалась Библия. Его
передернуло, он быстро поставил книгу на место, вытащил другую - Библия,
большая, в кожаном переплете, лейпцигского издания 1903 года. Бросил на пол,
потащил опять - Библия, на этот раз отпечатанная Гутенбергом в Майнце в 1458
году. Он заорал с досады, стал хватать одну книгу за другой: "Апостол" Ивана
Федорова, проповеди Григория Великого, "Комментарии на книгу пророка
Даниила" Ньютона, апологии Юстина и Татиана, "Строматы" Климента
Александрийского, сборник энциклик Льва XIII, "Этимологии" Исидора. Он уже
не листал книги, теперь он только смотрел на заголовок и тут же с яростью, с
силой шибал книгу о стену, об пол, так что она трепыхала листами-крыльями,
билась и жалобно трещала. "Сумма теологии" и "Сумма философии" Фомы
Аквинского, комментарии Николая Кузанского, "Сын человеческий" Александра
Меня, "О Граде Божьем" Блаженного Августина, сочинения Иринея и Оригена,
немецкая Библия Лютера, Четьи-Минеи, "Точное изложение православной веры"
Иоанна Дамаскина. Он уже не швырял книги, он рвал их в клочки, толстые
фолианты, свитки и инкунабулы хрустели в его руках, и тогда он топтал их
ногами в молчаливом бешенстве. Он пришел в совершенное неистовство, вокруг
него вихрился смерч из летучих бумажных клочков, а сам он исполнял какой-то
сложный и дьявольский танец под аккомпанемент рвущейся бумаги и трещащих
переплетов. Под его свирепым напором сходила на нет человеческая мудрость.
Не удовлетворяясь происходящим, он бросился в соседнюю комнату, где на
стенах висело разнообразное холодное оружие, сдернул со стены меч - тонкий
самурайский клинок с длинной рукоятью, - и, вернувшись в библиотеку, с еще
большим пылом принялся, обеими руками держа меч, крушить полки с книгами. От
них поднималась едкая пыль, от которой он плакал, и ярость его не угасала, а
наоборот, разрасталась, как огонь, подкармливаемый сухими ломкими ветвями,