"Валерий Вотрин. Секвестр" - читать интересную книгу автора

Стокгольма: толстые рыжие сосны, серые скалы, деревянные домики с высокими
черепичными крышами. Очень быстро доехали до озера Меларен, и машина,
свернув на захрустевшую гравием дорожку, въехала под своды величественного
соснового бора. Здесь было светло и солнечно. Автомобиль остановился перед
железными воротами, посигналил, и они раскрылись. Поехали по длинной аллее
красноватых тисов, в конце которой виднелся большой двухэтажный дом с
кирпичной трубой и овившей весь фронтон зеленой сетью плюща. За домом
виднелось озеро Меларен, серо-голубое, с белыми пятнами парусных лодок.
Это и был Ульфслассен, поместье Оксеншерна.
Сенатор встретил Клингера в кабинете и тут же представил ему маленького
верткого человека с гладкими черными волосами и длинным горбатым носом с
глубоко вырезанными ноздрями - тоже сенатора, Готье Бюффона. Сам
Оксеншерна был велик и кряжист, с крупными и грубыми чертами лица, с
белыми топорщащимися волосами. Ничего утонченного в облике графа
Оксеншерна не было. При взгляде на него само читалось - власть,
жестокость, что-то героическое: дым, выстрелы, окровавленные руки из
воронок, курящихся серным дымом...
Оксеншерна повел рукой, и Клингер, следуя его жесту, сел в старинное,
неудобное кресло. Мельком оглядел кабинет. Коричневые, с золотом стены,
столик в углу перед Бюффоном, на нем какие-то бумаги, большой стол у окна,
на нем - ничего, кроме бюстика Карла XII, над столом - старинный, в
овальной золоченой раме портрет черноволосого человека с тонкими поджатыми
губами и пронзительным взглядом, в простом черном камзоле и пышном жабо.
- Мы долго занимаемся политикой, - заметил Оксеншерна, следя за
Клингером. - Это мой предок, граф Аксель Оксеншерна, канцлер при Густаве
Адольфе. Говорят, я совсем не похож на него. Правда?
Клингер не любил пустых разговоров, но надо же было с чего-нибудь
начинать беседу.
- Правда, - был вынужден сказать он. - С вас надо писать другой портрет -
на фоне бушующего моря и черного утеса в свете молний.
Сенаторы оценили шутку, захохотали: Оксеншерна - громко, заразительно,
Бюффон - мелко, дребезжаще. Сам Клингер своим словам не улыбнулся, потому
что не считал их шуткой.
Окончив смеяться, сенатор Бюффон спросил:
- Вы хороший адвокат, господин Клингер? - И не дожидаясь ответа: -
Понимаю, понимаю, вы не сможете ответить, но ваши дела сами за себя
говорят, что позволяет мне утвердиться в моей догадке - вы хороший,
хороший адвокат, господин Клингер, даже не отнекивайтесь, мы знаем,
поэтому и послали за вами, дело, видите ли, щекотливое предстоит,
каверзное, мягко сказать, дело.
Странная была манера изъясняться у сенатора Готье Бюффона. Клингер
приготовился слушать.
- Без сомнения, вы слышали, - говорил Бюффон, - о скверных делах в
Сенате? Да, да, дела совсем скверные, и нынешний Прокурор Витале сама
признает это - что делать, женская самокритика, - а особенно, - тут он
наклонился к Клингеру, и оказалось, что глаза у него какие-то сизые, будто
в сигарном чаду, - это проявляется в политике предоставления земельной
собственности негражданам Федерации. Что вы думаете об этом, господин
Клингер?
Тот сообщил, что обычно не берет на себя дел, связанных с недвижимостью.