"Валерий Вотрин. Нет разума" - читать интересную книгу автора

об этом, желал этого, видел это во сне - но наяву ему приходилось туго. Он
искал - и не находил.

Он допил кофе и бросил чашку на пол. Затем достал свой журнал. Здесь было
отмечено все, что он видел, потому что Рассел был скрупулезен, даже в чем-то
мелочен. Журнал этот представлялся для исследователей просто неисчерпаемым
кладезем сведений о невиданных планетах. Сведения, сведения, сведения
теснились здесь, наползали друг на друга, - когда-нибудь кто-нибудь разберет
их. Но не сам Рассел.

Он перелистнул несколько страниц и на последней отчеркнул ногтем строчку.
Длинная строка, состоящая из нудного перечня цифр, букв и непонятных значков,
обозначала планету, еще один мир, который Расселу предстояло обследовать в
последний раз. Если и здесь ничего... Тогда возвращение домой. Но об этом у
него никогда не находилось времени подумать. Что будет? Что будет, когда он
вернется? Что он станет делать? Он не представлял себе этого. Корявые неясные
значки. Наверное, тип звезды, разновидность спектра. Что еще? Он не знал.
Кинув журнал туда, откуда взял его, он вывел корабль из дрейфа. Перед ним была
цель, а Рассел был не из тех людей, которые способны бездействовать, когда у
них есть цель.

Предоставив судну лететь заданным курсом, он вновь погрузился в раздумья.
Разум. Что это такое - человеческий разум? Ум, способность рассуждать. Но
Рассел не был идеалистом, он и не рассчитывал найти в глубоком космосе нечто
похожее на человеческий разум. Хорошо, но что тогда - разум нечеловеческий? И
способен ли кто-нибудь понять или хотя бы распознать нечеловеческий разум?
Способен ли на это он сам? Он этого не знал, однако надеялся, что сумеет. А
где-то в глубине тлел огонек сомнений.

Логос? Нус? Интеллект? Нет, он не надеялся, что столкнется с чем-то
демиургическим, мироустрояющим. Такое мог помыслить лишь человек, очень
далекий от космоса. Простой рассудок, да, конечно, способность рассуждать,
пусть нечеловеческими категориями, пусть чуждо, даже неприглядно, наконец,
просто отталкивающе, но - рассуждать. И она в очередной раз подумал, насколько
сильна жажда человека почувствовать руку брата по разуму.

Иногда он связывался с остальными разведчиками. И всегда отключался с
каким-то сосущим чувством в душе, будто что-то не получалось, не у него
одного, а у всех, что-то важное и, главное, нужное, ну не получалось, не
клеилось, не шло, и виной этому был не он сам и даже не кто-то конкретный,
когда можно было наказать, а просто никто - тому не было виновных. Может,
это-то и угнетало его сильнее всего.

Уже когда белая звезда появилась перед ним на экране, он понял, что
планета ее, единственная планета системы, не населена. Это солнце, появившееся
перед ним в ореоле белого неяркого свечения, было последней звездой в этой
части Галактики. Оно одиноко висело почти на краю ее, пыльный позабытый
фонарь, и интуиция, выработавшееся у Рассела за долгие годы скитаний, уже
подсказывало ему - и здесь ничего. На ровной поверхности планеты, не
обремененной скальными хребтами и темными пятнами водоемов, не имелось ничего,