"Валерий Вотрин. Плач об агнце в вертепе" - читать интересную книгу автора

была перенесена в церковь, где ее объявили чудотворной. Ждали притока калечных
и расслабленных, чтобы доказать, что и исцелять эта статуя может, и так сильна
была эта уверенность, что Игумнов начал всерьез подумывать о том, чтобы
продавать в небольших пакетиках землю из чудотворного провала, - авось с
притоком калечных и расслабленных одной статуи будет мало, и станут пакетики
покупать в надежде исцелиться.

В таком состоянии застал его второй провал. Теперь событие уже не прошло
незамеченным. Съехались репортеры и телевидение, заснявшие каждый этап
трудоемкого процесса заливания в форму, затвердевания и извлечения. Один
телевизионный канал даже показывал все это в круглосуточном режиме. Вся страна
затаила дыхание.

Тем страшнее было разочарование. Освобожденное от окалины и земляных
напластований, перед многотысячной аудиторией красовалось изваяние мужчины
средних лет и средней же упитанности в бейсболке, опиравшегося на клюшку для
гольфа. На лице его играла широкая и довольная ухмылка, а правую руку свою с
поднятым большим пальцем он выставил вперед, словно хвалил всех за хорошо
сделанную работу.

Публика пришла в изумление, церковь смутилась. Второе изваяние ставило под
сомнение первое. Особенно оскорбителен был жест. Истолкование его чуть было не
вызвало созыв нового вселенского собора. Однако решено было ограничиться тем,
что местным порядком выставить первую статую из церкви и чудотворной ее более
не считать. Для местной церкви, предвкушавшей удвоение доходов от обретения
второго чудотворного изваяния, это было потрясение. На Игумнова стали смотреть
как на врага церкви и соответственно Бога. И уж совсем никакой реакции не
вызвало его заявление, что тип в бейсболке - это тоже Спаситель, но для
некоторых. И эта статуя - не последняя. Будут и другие, дайте только срок.
Пророчество звучало зловеще, но никто на него внимания не обратил. Церковь
привыкла к зловещим пророчествам и даже считает их почему-то своеобразным
доказательством своей тысячелетней мощи.

Вышло все по слову Игумнова. За месяц в мир пришло еще восемь Спасителей,
и все они были способны вызвать по меньшей мере изумление. Они были очень
разные, эти Спасители: у одного была сабля, у другого трубка, третий
разговаривал по мобильному телефону, поза четвертого была до омерзения
непристойна, пятый был в каске и палил в кого-то из ружья, шестой был, судя по
всему, больной, седьмой был, кажется, пьяный, а восьмой был, видимо, мертвый.
Но самое обидное, что никто так и не желал обращать внимания на происходящее
во дворе Игумнова, и перво-наперво не желали обращать на это внимания власти.
Даже бронзу Игумнову приходилось закупать за свой счет, и он уже начал
подумывать о том, чтобы перелить некоторые статуи.

Игумнов еще раз проверил трос, перешел к барабану и принялся крутить его.
Трос со скрипом натянулся, края дыры вспучились, и из земли полезло что-то
большое. Ясельников и Павлиди бросились помогать, и вскоре на тросе повисло
нечто бесформенное, обросшее землей, какая-то странная масса, которая в
наступающих сумерках выглядела довольно угрожающе.