"Владимир Возовиков. Четырнадцатый костер" - читать интересную книгу автора

Сделав нам знак, Женька зашагал в тайгу. Заговорил он снова нескоро:
- Дед мне рассказывал, будто бы давно, когда люди жили охотой, они,
перед тем как убить зверя, молили простить их. А убив, вырезали его фигурку
из камня или дерева - как бы возвращали природе ее утрату. Если бы в то
время кто-то вздумал потешаться над раненым зверем, тем более мучить -
такого сожгли бы на костре в жертву оскорбленным богам охоты.
Пристально посмотрев на нас, спросил:
- Думаете - дикость? Нет, закон бережливости и уважения к тому, что
кормит. Такие законы рождает вековой опыт. Вот у остяков и тунгусов есть
легенды о жадных охотниках, и все они кончаются одинаково: хапугу настигает
смерть, когда звери, птицы и рыбы начинают от него скрываться...
Ночлег устроили посреди поляны в сухом бору. Ровно и жарко горела
нодья, в костре пеклись рябчики, по таежному рецепту закатанные с перьями в
сырую глину, и текли удивительные охотничьи истории, записанные маленькими
зарубками на прикладе Женькиного ружья. Большая луна наполняла лес ворохами
желтого пушистого света, сухая листва была нашим недремлющим стражем,
выдавая малейшее движение за чертой поляны. Растревоженные рассказами, мы с
Сашкой при каждом шорохе беспокойно вздрагивали, Женька посмеивался:
- Не бойтесь, парни, медведь сейчас от жира на ходу спит, а рыси и
росомахи мелковаты за нами охотиться.
Лишь однажды, оборотясь на хруст, летчик долго всматривался в черные
тени деревьев, произнес: "Странно", однако ничего больше не добавил.
Усталость и сытный ужин наконец взяли свое. Завороженный мерцанием огня
и голосом рассказчика, я незаметно погрузился в теплую оранжево-зеленую
тьму, простроченную черным неясным следком тревоги, и так же сразу
проснулся, когда тревога вдруг расплеснулась темным холодом и пронзительным
криком. Висела звенящая таежная тишина; нодья, выгорев, едва светилась
красноватыми углями. Где Женька?.. Что-то замелькало среди ближних деревьев,
взмыло в лунных лучах над поляной, и тот же рваный крик, похожий на лешачий
смех, рассыпался по тайге.
- Буди Сашку, - отчетливо прозвучал рядом Женькин голос.
Незнакомым прежде чувством я вдруг уловил присутствие чужого там, где
черные тени деревьев врезались в вороха зловеще-золотистого света луны и над
ними носилась бородатая неясыть, ночная хозяйка таежных сибирских равнин.
- Эгей! - крикнул Женька в лесной мрак. - Чего крадешься, выходи на
поляну, поговорим...
Лес затаенно молчал. Женька щелкнул курком.
- Выходи или картечи слопаешь!
Отчетливые шаги человека поспешно удалялись в тайгу.
До утра мы не сомкнули глаз. Было ясно, что добрый человек не станет
подкрадываться к спящим у костра людям. Ночного гостя выдала сова,
разбудившая нас остерегающим криком.
На восходе стена деревьев расступилась перед нами: за поблекшей
луговиной и полоской желтого песка лежала огромная бледно-голубая линза,
вытянутая в сторону заката и по дальним краям оправленная в малахит сосняков
и кедровников. Где-то там из Светлого озера выбегала речка, зеленая до
самого дна, и в заводях ее, под коврами из опавшей листвы, нас дожидались
окуни, язи и таймени.
Женька нетерпеливо повел нас к зимовью. Брусничные поляны были осыпаны
темным рубином, и за нами тянулись влажные, словно вы кровавые, следы.