"Ванда Василевская. Радуга " - читать интересную книгу автора

боя, в тот день, когда он погиб, тогда уже стоял трескучий мороз и
моментально хватал в свои клещи убитых, обращал в камень их тела. С мертвого
им бы уж ничего не стащить, а его ограбили до последнего, оставили только
гимнастерку, сорвали шинель, стянули сапоги, брюки, даже портянки. Голубые
кальсоны словно вросли в тело, казались нарисованными синькой на дереве.
Невозможно было отличить кожу от материи. Голые ступни, в отличие от
совершенно черного лица, были белы нечеловеческой, известковой белизной.
Одна ступня треснула от мороза, - мертвая плоть отделилась, словно подошва,
была видна обнажившаяся кость.
Женщина осторожно протянула руку, коснулась мертвого плеча,
почувствовала шершавое сукно гимнастерки и под ней неподвижность камня.
- Сынок...
Она не плакала. Сухие глаза смотрели, видели, впитывали в себя это
зрелище: черное, как железо, лицо сына. Круглая дыра на виске, треснувшая
ступня и то единственное, что говорило о смертных муках, - искривленные, как
когти, сведенные судорогой пальцы, впившиеся в снег.
Женщина тихонько стряхнула с темных откинутых назад волос нанесенный
ветром снег. Одна темная прядка лежала на лбу. Она не решалась коснуться
ее, - прядка прильнула к отверстию раны, вросла в нее, облепленная кровью.
Все время с тех пор, как она сюда приходила, ей хотелось откинуть эту
прядь. Но она боялась рвануть ее, боялась пошевелить, словно это могло
причинить боль умершему, разбередить рану.
- Сынок...
Сухие губы бессознательно шептали это одно единственное слово, будто он
мог услышать, будто мог поднять тяжелые почерневшие веки, взглянуть родными
серыми глазами.
Женщина застыла в неподвижности, прильнув глазами к черному лицу. Она
не чувствовала мороза, не ощущала онемения в коленях. Она смотрела.
С дерева, одиноко торчащего над оврагом, поднялась ворона. Она тяжело
взмахнула крыльями, описала круг и опустилась на ком тряпья под кустом.
Наклонила голову, всмотрелась. Рыжие пятна крови пропитали насквозь
простреленное пулями сукно. Птица с минуту была неподвижна, словно
раздумывала. Потом ударила клювом. Раздался стук. Мороз сделал свое дело.
Все, что осталось здесь месяц тому назад, превратилось в камень.
Женщина очнулась от мертвой неподвижности.
- Кыш!
Ворона тяжело поднялась и опустилась в нескольких шагах на засыпанную
снегом человеческую фигуру.
- Кыш!
Она подобрала смерзшийся комок снега, бросила в птицу. Ворона
заколыхалась и лениво перелетела на свое прежнее место на дереве. Женщина
поднялась с колен, вздохнула, еще раз взглянула на сына и повернула на
тропинку.
Она наклонилась над прорубью, набрала воды и стала медленно подниматься
вверх, сгибаясь под тяжестью полных ведер. Солнце за это время поднялось
выше, но мороз не уменьшался. Снег был голубой, и женщина не знала, голубой
ли он на самом деле, или ее глаза отравлены той голубизной, голубизной
вмерзшей в тело материи на неподвижно вытянутых известково-белых страшных
ногах сына.