"Виктор Вучетич. Мой друг Сибирцев " - читать интересную книгу автора

Знаешь, что я потом с тобой делать буду?
- Оно, конечно, ваша воля. Только чист я. Нет у меня ничего. Вот, - он
широко осенил себя крестом, - перед самим господом богом клятву даю. Ничего
нет... И знать не знаю. Да ведь искал уж ты не раз, аль запамятовал? Ты сам
подумай, ваше благородие, к чему мне золотишко-то? Я тайгой живу, зверем али
птицей какой. Отродясь иного греха на душу не брал. А так-то воля ваша...
- Конечно, моя воля, - кивнул Дыба, встал, сделал два медленных шага,
резко повернулся к Лешакову и пронзительно закричал: - А воля моя такова,
пгоклятый колдун! Сейчас я позову Сковогодникова, ты его знаешь, он спустит
с тебя шкугу! Полосками, лоскутками! И солью, солью! И голой задницей на
самоваг, чтоб тебя насквозь огнем пготянуло! А? Хочешь?!
Лешаков не вздрогнул, не испугался, только поднял на Дыбу свои
дремучие, жарко плеснувшие глаза и медленно ответил:
- Бог - он видит. Все под ним.
- Сковогодников! - срывая голос, завопил Дыба, распахнув дверь. - Ко
мне! Все сюда!
Дикой ордой ворвались бандиты, вмиг заполнили избу.
- Взять! - бешено вращая белками, орал Дыба.
Но тут Лешаков выпрямился во весь свой могучий рост, и бандиты
замешкались.
- Взять!
- Господи! - старик медленно и торжественно поднял глаза к низкому
потолку и снова перекрестился. - Предаю себя воле твоей... Берите, - и
вытянул руки.
Его схватили, заломили руки за спину, согнули и повалили ничком на
лавку, мигом заголив на спине рубаху.
- Отставить! - приказал Дыба.
Отпустили. Посадили, рванув за волосы.
- Идите вон, - Дыба махнул рукой. - Ну что, стагик? - поинтересовался с
усмешкой. - Мои молодцы все умеют. Им не бог, а я все пгощаю. Помни об
этом... Хотел я подпалить тебя, да бог твой милостив. Молись ему, спас он
тебя сегодня. Молись да вспоминай. Даю последнюю неделю: не вспомнишь -
пеняй на себя и на бога не надейся... Все, что обещал, - сделаю, и даже
больше. Молить будешь, чтоб твой бог тебе легкую смегть послал, а он не
пошлет, нет, пока я сам того не пожелаю. Понял?.. Ну, подавай на стол,
обедать буду.
Он ел молча и жадно. Много пил, почти не хмелея, только багровела шея и
проступали белые пятна на щеках и лбу. Отвалившись от стола, нетвердо
ступая, подошел к окну, выглянул наружу. Во дворе развели большой костер и
на двух рогатинах жарили ободранную баранью тушу, отрезая дымящиеся куски.
Дыба долго наблюдал за своими молодцами, курил, сплевывая на пол табачную
крошку. Докурив, погасил окурок о подоконник и совершенно трезво и даже
вроде бы печально посмотрел на Лешакова, мрачно сидевшего в углу под
образами.
- Эх, стагик! Дугак ты, кгугом дугак. Может, ты слово какое дал
полковнику? Знаю я вашего бгата, вегные люди. Уважаю за то. Так ведь нет уж
его, полковника твоего. Отошел. Никому твое слово не нужно. Взяли б мы то
золото, поделили б по-бгатски... Не вегишь? Слово чести! И подались бы в
Китай, а там и Пагиж... Жили б как люди. Как цаги!.. Да что ты понимаешь?
- Оно, конечно, воля ваша, только куды уж нам от родных-то могил?.. Да