"Виктор Вучетич. Мой друг Сибирцев " - читать интересную книгу автора

наш, покурили они, тот и предложил пойти погреться. А я, сказал, за тебя
постою маленько. Ну, что с ним делать? Совсем малец.
- Ладно, с ним потом. Теперь, Мишель, картина ясна. Раз отстреливался и
ушел без лошади, значит, дорогу знает. Значит, "хозяин" где-то близко. К
нему ушел. Каков вывод?
- Я думаю, - через паузу сказал Сибирцев, - надо немедленно уходить и
нам. Все снаряды, кроме наших, - к черту. Идти налегке. Идти всю ночь, без
остановки. Вся надежда на лошадей. Как, Жилин, выдержим?.. Жилин!..
Сибирцев вдруг увидел, что Жилин стал клониться на лавку. Кинулся к
нему, схватил ладонь, прижатую к плечу, - она была в крови. Под полушубком
на рубахе расплылось темное пятно.
Не заметил, видно, Жилин в горячке да пока бежал, что крепко задел его
выстрел, произведенный почти в упор, навылет. А теперь вот свалился.
Пока дезинфицировали самогоном да перетягивали рану, Жилин пришел в
себя. Ему дали кружку первача. Он глядел мутными глазами и покачивался,
скрипя зубами.
- Уходить... надо... - прошептал он. - Тот назад побег... А нам -
вперед. Пулемет прикроет. Кружных дорог нег... Снег большой. Трактом уйдем.
Кони... вынесут...
- Все, - решительно сказал Михеев. - Уходим. И без шума. Золото - в
голову обоза. Снаряды оставляем. Я - к мужикам.


11

Длинны таежные ночи. За версту слышно, как бегущий по макушкам сосен
ветер обламывает вдруг поникшую под снегом хвойную лапу и с пушечным
выстрелом обрушивается в сугроб заледенелая шапка. Волки на миг прерывают
свою мрачную жалобу, почуяв дробот десятков копыт на вымерзшей звонкой
дороге.
Не спалось Лешакову.
Нет, не грехи его мучили. Не видел он за собой греха. Давним, таежным
чутьем понимал, что пришли его последние ночи. И он приготовился к ним.
Достал с подволока хорошо смазанную и обернутую рогожей трехлинейку с
обоймами к ней. Снарядил для верного старого своего ружья тяжелые патроны с
самодельными, на медведя подпиленными пулями. Слушал ночь.
Сколько мог, убеждал Дыбу Лешаков, что увез золото с собой полковник
Мыльников. Не знал о том Дыба, сбежал он в ту весну от полковника, видно,
тогда же и след его потерял. Оттого и бесится. Поди, снова удирать собрался,
ну, а перед уходом-то, известное дело, спуску не даст. Много крови
прольет... Прольет? Ну-ну, потеснись, ваше благородие. Не ходить нам,
видать, по одной земле.
Знал ведь, не мог не знать Дыба, что ни угрозой, ни огнем не совладать
ему с таежным человеком, чья вера - вот она! - веками пытана.
А золото? К чему оно? Горе от него да мерзость людская. Век бы его не
видал Лешаков, однако пришлось. Ну, дак что тут рассуждать, дело прошлое.
Вспомнил старик Пашу, горького племяша своего, потом Олеху, начальника
ихнего строгого, подумал: бог даст, выберутся. А Дыба? Этот не уйдет. Тут
задержишься, ваше благородие.
Шутки с "хозяином" кончились, это он знал твердо. "Ну, иди, иди..."