"Виктор Вучетич. Следователь особого отдела " - читать интересную книгу автора

временный отход полевых дивизий вермахта к укреплениям Восточного вала, а
это непрерывная, шестисоткилометровая полоса неприступных инженерных
оборонительных сооружений до полутора сотен километров в глубину, гигантская
система противотанковых рвов, надолб, траншей, бронированных огневых точек,
сплошные минные поля и проволочные заграждения. Но если Бергер сам верил в
это, тогда почему торопливое, воровское, постыдное бегство, эти ящики,
рулоны? Словно понимая, что его слова не убеждают Анну, Бергер заговорил о
долге перед Германией. Все они - и он и Анна- солдаты фюрера, и каждому
предопределено свое место в великой битве тысячелетнего рейха. Ему, Карлу
Бергеру, приказано срочно передислоцироваться со своей командой под
Смоленск, а Анне надлежало оставаться здесь, вернуться, разумеется
ненадолго, к прежнему образу жизни и - ждать. По твердому убеждению Бергера,
она ничем особенным не скомпрометирована перед Советами, ее имя не
фигурировало ни в одном донесении - об этом он сам позаботился, - и поэтому
риск исключен полностью...
Условный стук повторился. Теперь стучали в дверь. Анна словно очнулась,
набросила на голову черный старушечий платок и на цыпочках подошла к двери.
На крыльце сдержанно и хрипло покашлял мужчина.
- Кто? - едва слышно спросила Анна.
- Я это, я, Анна, - заторопился осипший голос. - Гриша...
Навалясь всем телом на дверь, Анна отодвинула тяжелый засов, сбросила
крюк и приоткрыла заскрипевшую дверь.
Григорий боком протиснулся в сени и быстро захлопнул дверь. Потом
повернулся к Анне, выдохнул прямо в лицо:
- Добрался, слава те... Боялся, не дождусь, все прут и прут, конца им
не видно...
Лицо его было неразличимо во тьме, но Анна сразу представила себе
обросшую грязной бородой опухшую физиономию, почти звериный оскал крупных
желтых зубов, и ей стало до омерзения, до рвоты противно. И это Гриша...
Раскудрявый весельчак, забубённая головушка с цыганскими влажными глазами.
Мерзкое, вонючее животное...
Григорий отодвинул Анну и, обдав ее прокисшим, тяжелым запахом пота,
плесени и печного угара, прошел в комнату, где грузно опустился на стул.
- Свет не зажигай, - прохрипел он. - Воды дай, помыться... ага, и белье
достань. А то уже чесотка пошла...
Он встал и, шаркая, побрел на кухню, зазвякал там посудой.
- Горячего есть чего пожрать?
Оцепенев, стояла она по-прежнему в дверях и ощущала снова накатывающую
волну дикой смертной тоски. Ждала и вот - дождалась.
- Дрова где? - негромко донеслось с кухни. - Да не бойся ты, я немного,
только воды согреть, совсем запаршивел в своей берлоге...
- За печкой, - словно в полусне отозвалась Анна.
- Ладно, - он загремел поленьями. - Ты не ходи сюда. Я сам. Пожрать бы
чего-нибудь горячего... Кишки сводит от сухомятки...
Спустя час он сидел босой, в чистых бязевых кальсонах и нижней рубахе и
встряхивал мокрой головой, чтобы отогнать наваливающийся сон. Анна плотно
зашторила кухонное окно и зажгла керосиновую лампу. На раскаленных углях в
печи шипела картошка с салом. От запаха у Григория мутилось в голове.
Он ел жадно, обжигаясь, ложкой зачерпывал растопленное сало, макал в
сковородку краюху хлеба, хрустел луковицей, и нижняя челюсть его двигалась