"Карл Вурцбергер. Туманы сами не рассеиваются (роман) " - читать интересную книгу автора На дне морском
И слушать Вечную тишину... Рэке еще раз прочел стишок, на миг задумался, затем спросил: - Что же вы сделали? Говорили с ним о стихотворении? - Конечно. Мы долго объясняли ему, что учеба не развлечение, что на занятиях учат необходимым вещам, но увы! Он встал, начал протестовать, заговорил о возвращении человечества к средневековью, о варварстве и прочей ерунде. И нес ахинею до тех пор, пока не получил выговор за плохое поведение на занятии. А как же с ним еще можно было поступить? - А стихотворение? - спросил Роке. - Его точку зрения на учебу пока оставим. Однако в стихотворении он выражает свои взгляды. Об этом надо бы поговорить. Шиндлер сочувственно посмотрел на Рэке и покачал головой: - Чистая белиберда. Преисподняя, раковина, вечная тишина... Что за бред? У нас конкретных дел по горло, нужно успешно завершить учебную программу. Вы сами знаете сегодняшние требования. - Знаете, в двадцать лет человек чем-то похож на строительную площадку, где все в росте, все изменяется чуть ли не каждый день. - Рэке улыбнулся. - Уже готовые дома стоят рядом с еще не достроенными. У многих домов только заложен фундамент, и еще есть много свободного места... Если вы придете на такую площадку и захотите что-то построить, то сначала нужно проверить грунт. А то может оказаться, что строишь высотное здание на песке: на фундаменте, который предназначен для хижины... задетый его тоном. - Дома, которые мы строим, стоят на прочном фундаменте. А то, что человек не успел сделать за двадцать лет, он тем более не сделает за полгода. Этого не сможет никто и вы, кстати, тоже. - Извините, - примирительно сказал Рэке. - Вы, конечно, правы, и я вас ни в чем не упрекаю. Но здесь есть одно "но", и доказательство тому это стихотворение... - Согласен, - улыбнулся Шиндлер. - Вы, наверное, хотите выслушать вторую историю. Кстати, она произошла всего несколько недель назад... Наш патруль встретил его в маленькой пивной на окраине города, когда ему положено было быть в части. Он, разумеется, испугался, да что толку. Он там писал стихи, видите ли, совершенно забыв о времени... Мы говорили с ним, как с ребенком, объясняли, что так вести себя нельзя, что в армии все должны соблюдать дисциплину. Все напрасно! Он заявил нам, что поэзия не нуждается ни в каком попечительстве. Если бы это зависело от него, он бы только писал стихи, ни на что не обращая внимания. И меньше всего на время. Командир взвода пытался еще раз ему по-хорошему объяснить, что в армейской жизни дисциплина имеет очень важное значение. Но он ответил, что его это не устраивает и что если он должен приноравливаться к жизни, то пусть и она к нему приноравливается. Это уж было слишком. Пришлось объявить ему строгий выговор с предупреждением. С тех пор он еще больше замкнулся. Он делает только то, что ему приказывают, не больше и не меньше, и все время молчит. Сейчас он, наверное, в спортивном зале. - Я хотел бы на него посмотреть, - сказал Рэке, - но так, чтобы он этого не заметил и не написал по данному поводу стихов. |
|
|