"Иван Вырыпаев. Июль " - читать интересную книгу автора

просто уйти. Или если он на меня бросится, то я могу закричать, и тогда
буквально через десять секунд, здесь появятся санитары, и все эти его мысли
про июльский лед, вместе с ним самим, превратятся в кусок кровавого говна.
Самое странное, что я могла уйти еще минут двадцать назад, и потом я могла
вообще не разговаривать с ним, и что самое, самое, странное, так это то,
что я могла вообще не работать в этой больнице, потому что, денег здесь
платят мало, а нервов тратиться много. Но, вот я почему-то, лежу на полу, в
клетке с опасным, сумасшедшим преступником, с маньяком, которого уже шесть
лет держат привязанным к кровати и в наморднике. А я лежу прямо у его ног,
подвергая свою жизнь смертельной опасности, хотя дома, меня ждет маленький
мальчик, которому я нужна, и который без меня не проживет. Я лежу здесь,
вот так вот, как кусок колбасы, который, сейчас съедят, и мне даже
поговорить не с кем, потому что, единственный мой собеседник, кроме того,
что абсолютно невменяем, еще и глухой. Хотя, если бы он и не был глухим, он
все равно, не понял бы, что я говорю, а я, собственно, ничего и говорю,
мне, собственно, и сказать то нечего. Я лежу и не понимаю, что происходит,
зачем это происходит и происходит ли уже, или только сейчас начнет
происходить, или уже произошло, не знаю, я ничего не знаю. Я знаю только
одно, я лежу. Я сама, по необъяснимой и неподдающейся объяснению причине, я
сама хочу здесь еще полежать, и не уходить, и вообще, побыть здесь, не
знаю, зачем, нет ответа, потому что у меня такое чувство возникло, что я
долго, долго искала в бабушкиной сундуке, старое подвенечное бабушкино
платье, искала, искала, много, много дней и ночей, и лет, и вдруг, нашла. А
зачем оно мне, этого я сказать не могу. Но нужно. Очень нужно. Много лет я
его искала и нашла. Ну как, будешь ты говорить мне, или на этом все? Что мы
делаем дальше, в том смысле, что какие у нас планы, будем мы разговаривать,
или сразу примем решение, что на этом все?
Я вижу, вижу, что ты смотришь, в дальнем углу, моего сознания, вижу,
как ты смотришь и потешаешься надо мною, вазелиновый старичок. Я, несмотря,
на то, что занят, сейчас другими делами, с Жанной из моего детства М, я
несмотря на это, ни на секунду не выпускал тебя из круга своего внимания. И
я видел, как ты смеялся, и кривлялся надо мною. И я, поверь мне, на слово,
а можешь и не верить, в этом случае, веришь или нет, мне не важно, я то,
после того, как решим мы с этой санитаркой Жанной М, ее судьбу, а этого уже
скоро случится, потому что здесь тянуть нечего, так вот я то, после того,
как с ней решится, я тогда, без всяких промедлений, решу и твой вопрос. И
решу уже, поверь, а можешь и не верить, решу уже не на какое-то время, а
навсегда. Потому что, если ты вазелиново-вонючий старичок и есть Господь
создатель всего сущего, а я охотно, при охотно, верю, что ты Бог и есть. То
я с огромной радостью пришибу тебя, и покончу с тобой, и избавлюсь от тебя
и твоей вазелиновой вони, и вздохну полной грудью, и будет у меня праздник
великого "Избавления", но будет этот праздник чуть позже, чуть-чуть, по
позже, а пока, сиди, там где ты есть, кривляйся, и считай свои последние
минуты, есть у тебя еще немного времени быть Богом, используй его с толком
и пользой, потому что, скоро уже очень, скоро, не будет не времени, ни
бога, а только я и весь остальной окружающий меня мир.
Ремарка
Он лег на нее сверху, она исчезла под его телом. Плоскость больничного
пола, в ту же секунду обернулась темной водой.
- И после этих слов, он взял, да и лег на меня сверху всем своих