"Владислав Выставной. Мобильник или Абонент временно не доступен" - читать интересную книгу автора

Надо идти, базарить с теми, кто ведает шабашками, ждать, пока не подвернется
случай... Да еще и с местными договориться, чтобы рыло не начистили: он,
все-таки на чужой территории... А где она - его территория? Нету такой. Пока
нету. А пока нету - жить надо по правилам, что тебе предлагаются. Если
хочешь выжить, конечно.
С жильем тоже косяк вышел. Ему говорили: на складе, что на товарной,
своим грузчикам дают нары в бараке. Но поскольку работы там не предвиделось,
то жилья - и подавно.
Оставался еще вариант - устроиться сторожем на кое-каком складе. Вроде,
говорили, сторожа там нужны всегда. А там, где нужны сторожа - случается и
сторожка. Но вот только телефона там не было. Топать туда нужно было самому.
Вариантов не было: надо искать этот склад.
Самое неприятное в профессии бродяги - это то, что люди не хотят с
тобой разговаривать. Это, конечно, правильно подметили: "язык до Киева
доведет". Но только не в этом случае. Как Толик ни пытался придать себе
респектабельный вид (а был он для бродяги достаточно чистоплотен и одет
неплохо), но что-то выдавало в нем аутсайдера по жизни. Не понятно что
выдавало - то ли взгляд, то ли манера речи, то ли жестикуляция... В любом
случае, люди шарахались от него, даже когда он хотел спросить, который час.
Причем, Толику и не нужна была вовсе эта информация - были у него часы,
хорошие, электронные, - просто Толик сам хотел понять - что же в нем "не
то"?..
Единственными, кто охотно заговаривал с ним, были такие же, как он -
бродяги. Для Толика - бродяги, а для нас с вами - чего кривить душой -
попросту бомжи. Уж очень не любил Толик к ним обращаться. Как будто,
обращаясь за помощью к ним, он признавал свою принадлежность к этой касте
неприкасаемых. И было это для него крайне неприятным. Нет, Толик не
испытывал к бомжам брезгливости, вовсе нет. Более того, он относился к ним с
сочувствием, порой с жалостью, что поднимало его в собственных глазах высоко
над этими несчастными (каковыми он считал их). Для себя он выделил следующий
критерий своего отличия от бомжей: он никогда не попрошайничал и не позволял
в отношении себя никакой благотворительности (за исключением предоставления
ночлега или работы). То, что у него не было дома, Толика не смущало: он был
уверен, что рано или поздно дом у него появится. Хороший дом. Собственный. И
семья. Настоящая, большая. Будет у него красивая жена, будут умные дети. Все
это будет. Потом.
А сейчас он спустился в какой-то шумный подземный переход и быстро
осмотрел его. И сразу же нашел тех, кого искал. Сидели тут, как и
полагается, господа с жалостливыми табличками. Добиться от них, впрочем,
ничего не удалось: они действительно оказались не местными, уж не известно,
действительно от поезда отбились или их оттуда попросту выкинули. Однако
бабка, что торговала семечками рядом с "беженцами", или кто там они были,
внимательно осмотрев Толика, позвала его и переспросила, куда тому надо. Про
склады она ничего не знала, но как найти улицу объяснила. Назвала даже
станцию метро.
В благодарность Толик купил у бабки семечек, хотя, по правде говоря,
терпеть их не мог, эти семечки. Не потому, что не любил, а потому, что
семечки - они как наркотик: начнешь грызть, а потом грызешь, грызешь и уж
никак не остановишься...
Добравшись до станции, что указала бабка, он еще долго стоял посреди