"Стенли Уаймэн. Под кардинальской мантией " - читать интересную книгу автора

был благодарен и за то, что убрался оттуда, - я приказал Антуану
остановиться.
- Пояс долой! - коротко скомандовал я. - Бросьте его на землю и имейте
в виду, если вы вздумаете обернуться, я выстрелю.
Мужество давно покинуло его, и он беспрекословно повиновался. Я
спрыгнул на землю, не сводя с него дула своего ружья, и поднял пояс с
пистолетами. Затем я опять сел на лошадь, и мы продолжали свой путь. Спустя
некоторое время он угрюмо спросил меня, что я намерен делать.
- Ехать назад, пока не доберемся до дороги на Ош.
- Через час будет темно, - заметил он.
- Я знаю, - ответил я. - Нам придется как-нибудь приютиться на ночь.
Мы так и сделали. Пользуясь остатками дня, мы добрались до конца ущелья
и здесь, на опушке соснового леса, я выбрал местечко, в стороне от дороги,
защищенное от ветра, и приказал Антуану развести огонь. Лошадей я привязал
поблизости костра. У меня был с собою кусок хлеба, у Антуана тоже, и в
придачу головка лука. Мы молча поужинали, расположившись по обеим сторонам
костра.
После ужина я очутился в затруднении: как я буду спать? Красноватый
свет костра, падавший на смуглое лицо и жилистые руки негодяя, озарял также
и глаза его - черные, злые, бдительные. Я знал, что он думает о мести, что
он не задумается вонзить мне между ребер кинжал, если только представится к
этому случай, - и мне представлялся только один исход - не спать. Будь я
кровожаден, я нашел бы другой выход из затруднения и застрелил бы его на
месте. Но я никогда не чувствовал склонности к жестоким поступкам, и у меня
не хватало духа на это.
Обширность окружавшей нас пустыни, темный небосклон, унизанный золотыми
звездами, черная бездна внизу, где клокотал и бурлил невидимый поток, своим
ревом не нарушавший, а еще резче оттенявший безмолвие гор и небес,
отсутствие всяких признаков человеческого существования вокруг - все это
вызывало во мне какое-то благоговейное настроение, и я, содрогаясь, оставил
греховную мысль, решившись лучше не смыкать глаз всю ночь - долгую,
холодную, пиренейскую ночь.
Мой компаньон скоро свернулся клубочком и заснул, согреваемый костром,
а я часа два просидел над ним, погруженный в раздумье. Мне казалось, что уже
целые годы прошли с тех пор, как я был у Затона или метал кости. Прежняя
жизнь, прежние занятия - вернусь ли я когда-нибудь к ним? - рисовались мне
сквозь неясную туманную дымку. Будут ли когда-нибудь так же рисоваться мне и
Кошфоре, этот лес, эти горы, серый замок и его хозяйки? И если каждый отдел
нашего существования так быстро вянет и бледнеет в нашем воспоминании при
вступлении в новый период жизни, то не будет ли когда-нибудь и вся наша
жизнь, все, что мы... Но довольно! Я спохватился, что предаюсь праздным
мечтаниям. Я вскочил на ноги, поправил костер и, взяв ружье, стал
расхаживать взад и вперед. Странно, что какая-нибудь лунная ночь, несколько
звезд, легкое дуновение пустыни уносят человека назад к детству и возбуждают
в нем ребяческие мысли.
На следующий день, часа в три после полудня, когда солнце обливало
своими горячими лучами дубовые аллеи и воздух был пропитан теплыми
испарениями, мы достигли того склона. на середине которого от главной дороги
отделялся проселочный путь к Ошу. Желтые стволы и опавшие листья, казалось,
сами испускали свет, а красноватые буки, точно кровавые капли, унизывали там