"Фэй Уэлдон. Ожерелье от Булгари" - читать интересную книгу автора

предупредить Грейс о том, что она увидит в мастерской. Он не хотел, чтобы
она огорчилась. А обнаружит она Дорис Дюбуа, сидящую на том самом стуле, где
совсем недавно сидела Грейс, позируя для портрета, а до нее - леди Джулиет
Рэндом. Теперь на мольберте стоял снятый со стены портрет леди Джулиет, лицо
уже наполовину замазано белилами - отличной грунтовкой для основных телесных
тонов. А у Дорис, надо признать, хорошая, здоровая светлая кожа, словно
энергия и решительность струятся из каждой клеточки. Может, и не
положительная энергия, но она, безусловно, есть.

Уолтер перехватил Грейс на лестничной площадке третьего этажа.
Мастерская находилась на пятом. Он забрал у нее сумку с постиранными вещами.
Гладить их она будет в мастерской. Ни один из них не хотел в своем доме
прислуги. Никаких посторонних.

- Послушай, Грейс, - начал он, стоя на площадке, зрелый, надежный
мужчина, совсем уже больше не похожий на Кармайкла. Как она вообще могла
когда-то принять его за гея? - Не вопи, не кричи и не устраивай ничего
такого, как женщины в фильмах, но в нашей мастерской сидит Дорис Дюбуа, и я
пишу ее портрет. Но не полный ее портрет, а лишь лицо с телом, леди Джулиет.

- Но почему?

- Чтобы сэкономить мое время и ее деньги, - объяснил Уолтер. - Должен
тебе напомнить, что у нее тоже очень напряженный график. Она пришла без
приглашения обсудить цену, увидела портрет леди Джулиет на стене, мой
мольберт без чистого холста и потребовала, чтобы я начал ее писать
немедленно и вот так.

Грейс плюхнулась на ступеньку. Она ощущала удивительное спокойствие.
Она видела перед собой свое будущее, полное бесконечных событий и вариаций
этих событий.

- Как Гойя пририсовал голову герцога Веллингтона поверх головы брата
Наполеона, - проговорила она, - когда прошел слух, что герцог Веллингтон,
герой-освободитель, подошел к городским воротам. Что ж, по крайней мере,
прецедент есть.

Уолтер Уэллс уселся на ступеньку с ней рядом. Грейс вдохнула запах
масляной краски, печеной картошки, табака, и даже теперь, когда все это
перекрывал аромат любимых духов Дорис Дюбуа - ими же Дорис пахла на суде, -
ей все равно это нравилось.

- Я не знал, что Гойя это сделал, - удивился Уолтер.

- О да, - кивнула она. - Художникам тоже надо жить.

Они взялись за руки. Ее руки в его ладонях казались молодыми, мягкими и
беззащитными.

- Ты молодеешь с каждым днем, - сказал он. - Я не хотел, но она