"Ирвинг Уоллес. Слово [H]" - читать интересную книгу автора

для наблюдателей не было места. И он решил, что с него достаточно.
Ренделл поднялся со стула, собираясь сообщить врачу и медсестре, что
покидает палату и будет ожидать с остальной семьей в комнате для
посетителей. Но доктор Оппенгеймер был занят изучением анализов пациента,
в это же время техник подкатил к кровати портативный кардиограф.
Прихрамывая, поскольку кровь еще плохо циркулировала в отсиженной
ноге, Ренделл вышел из больничной палаты, прошел по коридору, где молодой
человек в белом халате мыл пол, и добрался до комнаты ожидания. Уже у
самого входа он закурил свою любимую английскую трубку из специальным
образом обработанного вереска и несколько секунд жадно втягивал
наркотизирующий дым, прежде чем вступить в обитель для скорбящих
родственников. Он уже готов был войти, но на самом пороге задержался.
В комнате, освещенной трубками дневного света, оживленной
веселенькими занавесками с узором из листьев, обставленной диванами,
плетенными стульями, устаревшим телевизором и столиками, на которых стояли
пепельницы и валялись потрепанные журналы, находились только его
собственные родственники и приятели отца.
Клер сгорбилась на своем стуле, прикрывшись журналом по кино. Рядом с
нею, снизив голос, звонил своей жене по таксофону бывший одноклассник
Ренделла и выбранный его отцом новый пастырь местной методистской церкви -
преподобный Том Кэри. Неподалеку от него, за столом, играли в джин-рамми
Ред Период Джонсон и дядя Герман.
Ред Период Джонсон был лучшим приятелем преподобного Натана Ренделла.
В незапамятные времена он основал "Рожок Оук Сити", общинную газету,
выходящую шесть раз в неделю; он до сих пор оставался ее издателем и
главным редактором. "Единственный способ, чтобы газета небольшого городка
была на ходу, - говорил он как-то Ренделлу, - это следить за тем, чтобы
каждый горожанин видел там свое имя хотя бы пару раз в год. Если вы
придерживаетесь этого правила, вам уже нечего бояться конкуренции со
стороны шикарных, но снобистских чикагских газетищ". Настоящее имя
Джонсона, насколько помнил Ренделл, на самом деле было Лукас или Лютер.
Несколько лет назад один из его репортеров стал называть его Редом, от
слова Редактор, а когда это имя принялось, кто-то из ученых-грамматиков
прибавил к нему еще и Период. Сам Джонсон был толстым шведом с рябым лицом
и загнутым будто конец лыжи носом; его никогда не видели без толстенных
очков с трифокальными линзами.
Напротив Джонсона неуклюже обмахивался картами дядя Герман, младший
брат матери Ренделла. Он был похож на круглую вакуумную упаковку
маргарина. Ренделл смог назвать одно занятие, за которое дядя Герман
получал зарплату: какое-то время он работал в магазине по продаже спиртных
напитков в Гэри, штат Индиана. После того, как магазин сгорел, дядя Герман
перебрался в гостиную дома своей сестры. Это произошло, когда Ренделл
учился в колледже, с тех пор дядя у них так и застрял. Он поливал газоны,
отыскивал потерявшиеся мелочи, бегал по неотложным делам, смотрел футбол
по телевизору и поедал домашние пироги. Отец Ренделла никогда не замечал
его присутствия. Дядя Герман был для него воплощением той
благотворительной деятельности, о которой часто говорил преподобный: "Если
у тебя имеется два пальто, поделись с тем, у кого его нет; если у тебя
есть еда - поступи так же." Именно так преподобный и поступал, и все,
аминь.