"Июньским воскресным днем" - читать интересную книгу автора (Зубавин Борис)

Глава восемнадцатая

Тихая летняя ночь спустилась над селом Семионово и над усадьбой, в которой разместилась застава. Изредка стонали во сне дикие голуби, усевшиеся на ветвям груши. Почтенная чета Самойловичей, напившись чая с вареньем, отошла ко сну. Лейтенант Деткин, грустно поиграв на баяне, сел писать письмо невесте в Тарасовку. Он все еще находился в радостных, приподнятых чувствах, никакие дневные тревожные происшествия не смогли затмить их, но, стыдясь этих своих чувств, писал строго и сдержанно. «Жизнь идет своим чередом, — писал он. — Служба тоже. Вчера всю ночь напролет лил дождь, а утром грозы как не бывало. Это здесь в порядке вещей. В селе ожидается большой урожай фруктов и винограда. Тебя тут все ждут: и Самойловичи, и Васины. А про меня и говорить нечего. Ты же знаешь, что ж тут писать о том, как я жду тебя. Честное слово, тебе здесь у нас очень понравится. Ребята у нас, как рядовые, так и сержантский состав, очень хорошие, службу знают, как говорится, назубок. Особенно выделяются сержанты братья Чернышовы из Мытищ. Это же совсем рядом с твоим домом. У младшего Чернышова очень хороший глаз на нарушителей. Прямо настоящий Шерлок Холмс. Уже трех человек задержал, за что награжден медалью «За отличие в охране Государственной границы СССР». Я уже писал тебе, что наша застава носит имя отважного пограничника Николая Осокина, зверски растерзанного бандеровцами…»

Пока лейтенант пишет это письмо, ночь уже вовсе окутала село Семионово, зажглись в небе желтые мерцающие звезды. Майор Васин проинструктировал наряд, отправлявшийся в район Чоповичей, и вышел вслед за ним под колонны, послушал, как дежурный по заставе негромко отдал в темноте команду заряжать оружие, как клацнули затворы автоматов и солдаты, пара за парой, скорым шагом ушли за ворота.

Участок был прикрыт на ночь на самых вероятных направлениях, и теперь майору Васину лишь оставалось ждать сообщений. Наряды, полежав, послушав тишину, пройдясь тропой, осмотрев контрольную полосу, вновь притаясь и слушая с напряжением все возникающие в ночной тишине звуки, время от времени подключают к розеткам свои телефонные трубки, и дежурный слышит их тихие, сторожкие голоса: «Все спокойно»; «Докладывает Чернышов. На участке все спокойно»; «Все спокойно»; «Спокойно…».

А ночь идет своим чередом, и свет горит в канцелярии заставы, и майор не спит, думает, лежа на своей солдатской койке, подложив под голову руки: вот скоро пришлют замполита, можно будет упорядочить свои служебные дела, позволить некоторую роскошь — дома ночью поспать, и жена перестанет иронизировать. Если, конечно, пришлют офицера опытного, на которого можно будет спокойно положиться и оставить на ночь заставу. Особенно на ночь. Днем есть и лейтенант Деткин, и старшина Самойлович… Но что это он? Ведь уж собирается совсем уходить, а там, на гражданке, в отставке, и выспишься, и набездельничаешься вволю, под завязочку. А что его там ждет? Какая жизнь, какая служба? Ну да не пропадет же он, не пропадет. Не он первый в отставке, не он последний…

Думает майор, а сам краем уха слушает, что происходит за дверью, у дежурного по заставе.

— Так. Понял. Продолжайте наблюдение, — слышит он спокойный голос дежурного. И еще некоторое время спустя: — Я вас понял. Хорошо. Все спокойно. Хорошо.

А ночь идет, идет, и уж скоро рассвет, и вдруг распахивается дверь и на пороге встает дежурный.

— Товарищ майор! Сработала система!

— Тревожную группу в ружье!

Майор уже на ногах.

— Справа ракета: спешите на помощь!

Скоро машина с тревожной группой, возглавляемой лейтенантом Деткиным, слепя фарами, вылетает за ворота.

И опять все тихо. Ни ракет, ни сигналов. Проходит десять минут, двадцать… Майор прохаживается по канцелярии.

— Долгонько, вроде бы, — говорит, позевывая, стоящий у двери старшина Самойлович.

— Пятнадцать минут туда, пятнадцать обратно, — отвечает майор. — Скоро будут.

— Не по дрова поехали.

— Да и не к теще на блины. К чему бы им прохлаждаться!

— Я тоже так думаю. Прохлаждаться нечего. Если, конечно, нарушитель шел от нас.

— Шла, — поправляет майор.

— Вы полагаете, что это женщина?

— По всем данным должна быть она. Весь день она мучает меня, эта женщина. С самого утра покоя нет. Но сейчас мы, кажется, разберемся, что к чему и почему и стоило ли мне ломать из-за этого голову. Вот они, приехали, — сказал он, остановясь посреди канцелярии и прислушиваясь.

И действительно, за дверью послышался голос лейтенанта Деткина: «Сюда, прямо», дверь распахнулась, и в канцелярию ступила женщина. Следом за нею вошли лейтенант Деткин и сержант Чернышов-младший, положивший на стол хозяйственную сумку и зонтик.

Задержанная взглянула на майора, прищурясь, насмешливо и независимо.

— Мы с вами сегодня, кажется, уже встречались, — сказал майор, усаживаясь за стол. Он кивком указал на стул, стоявший напротив стола. — Садитесь.

— Да, встречались. На базаре, — ответила она.

— Вы нарушили границу Советского Союза. С какой целью?

— Я французская подданная.

— Это мне известно.

— Я приехала сюда официально. У меня есть виза.

— Почему же вы решили возвращаться таким неофициальным способом? Путешественники так не переправляются через границы.

— Я просила визу у вас в комендатуре, но мне не дали.

— Вам, насколько я помню, было предложено нечто иное. Почему вы не сели на поезд?

— Раздумала. Это вас устраивает?

— Нет. О чем вы разговаривали в винном подвальчике?

— О вине.

— А зачем приезжали в Семионово к Голомбашу?

— Купить вина.

— Вы опять говорите неправду. Вы хотели, чтобы он переправил вас через границу?

— Какое это имеет значение — хотела я или не хотела?

— Почему вы не решились просить его об этом?

— Помешала жена. Пришла не вовремя.

— Ну и отлично, А про разговор с сержантом на дамбе можете не рассказывать.

— Тем лучше. Это был невинный разговор.

— Так, глядишь, и ваше сегодняшнее путешествие через границу окажется невинной забавой.

— Так оно и есть. Я просто люблю острые ощущения.

Она разговаривала непринужденно, будто это не ее полчаса назад задержали при переходе через границу. Но майор видел и другое: она держится на пределе, и это насмешливое спокойствие обходится ей очень дорого.

— А вы имеете право задерживать иностранцев? — спросила она.

— Имеем. Если иностранцы нарушают наши порядки.

— Вы за мной установили слежку. Вы за каждым туристом так наблюдаете? Это вам не пройдет.

— Ерунда. Просто вы сами все время попадались нам на глаза. Это ваши вещи?

— Да. И прошу сохранить их в неприкосновенности.

— Сохраним.

Майор взял зонтик и, вертя его в руках, стал не спеша рассматривать.

Зонт как зонт. На все случаи жизни. И от дождя, и от солнца. Шелковый, в клеточку. Майор открыл его, снова закрыл и взглянул на собеседницу. Она широко распахнутыми глазами внимательно, сторожко следила за его действиями. Выражение глаз ее было почти то же, что и утром на базаре, когда он задел рукой этот зонт и она обернулась и встретилась с ним взглядом.

— Не беспокойтесь. — Он положил зонт обратно на стол. — Я не порву. Что у вас в сумке?

— Можете посмотреть, — усмехнулась она.

— Обязательно. Лейтенант, проверьте и сделайте опись, — сказал он, обращаясь к Деткину.

Пора было сообщать в отряд о задержании. Дело, собственно, сделано, в отряде разберутся и все поставят на свое место. Но тем не менее майор Васин не торопился. Этот ее взгляд, встревоживший и озадачивший его еще утром и мельком перехваченный сейчас, что он мог значить?

— Все-таки почему вы не послушались дежурного по контрольно-пропускному пункту и не возвратились в Москву?

«Зонт, — лихорадочно думала она в это время. — Надо сохранить зонт. Как? Каким образом? Отвлечь его внимание от зонта. Буду грубить. За это не арестовывают. Вышлют. Вмешается посольство. Зонт».

— Даже полчаса, не только несколько суток, мне противно быть в вашей стране, — зло сказала она.

— Однако вас никто сюда не звал, — усмехнулся майор.

— Да, я приезжаю сюда пятый раз и все больше убеждаюсь в том, что у вас дурачат людей, превращая их жизнь в сплошной кошмар, делают из них послушных манекенов.

— Это старая, знакомая песня.

— Если бы вы знали, как я вас всех ненавижу! — воскликнула она в исступлении.

— Возможно. Не случайно же вы отказались вернуться на родину.

— Да. И сейчас я счастлива, представьте себе. И ноги моей здесь больше никогда не будет.

— Я тоже так думаю. Отъездились. Что там, лейтенант, в сумке?

— Ничего существенного, товарищ майор. Вот халат, помада, пудреница, плащ, кошелек с деньгами, документы…

— Все перепишите, деньги пересчитайте и дайте подписаться госпоже Верной. А где ваш чемодан? — вдруг спросил он у Лидии Николаевны.

— У меня нет чемодана.

— И никаких иных вещей?

— Никаких.

— Налегке, значит. — Майор задумался.

Все тут было необыкновенно странным. И ее приезд в Чоповичи, и даже отсутствие чемодана. «Почему она все-таки не вернулась в Москву? Все, что она сейчас говорит, не стоит выеденного яйца. Темнит. И про любовь к острым ощущениям, и про ненависть к нам. Чепуха. Это всего-навсего ширма, прикрытие. Что, мол, с меня возьмешь, я иностранка, вышлете, да и все. А все ли? В сумке ничего подозрительного не нашлось, а что зонтик?» Майор снова протянул руку к зонту и снова встретил ее внимательный, настороженный взгляд. «Зачем ей, собственно, везти во Францию зонтик? Почему она так опекает его?» Майор покрутил зонтик в руках, примерясь к нему и так и этак, и вдруг решительно сказал:

— Сержант Чернышов, осмотрите рукоятку зонта.

— Вы не имеете на это права! — воскликнула Вернон. — Вы ответите.

— Знаю.

— За меня заступится посольство.

— Тоже знаю. Но так просто, не солоно хлебавши, мне с вами расставаться не хочется. Мне надо знать, что не зря целый день переживал из-за вас. Вскрывайте, сержант.

Рукоятка зонта легко раскрылась под ударом молотка, и на стол вывалилась металлическая кассета.

Верной вздрогнула, вскинула руку, но майор сказал:

— Спокойно. Пленочку везли?

Она прикрыла глаза ладонью, тихо, устало произнесла:

— Я ничего не знаю. Меня просили передать…

— Звоните, лейтенант, в отряд и сообщите о задержании, — сказал майор, вынимая из ящика стола лист бумаги. — Будем составлять протокол. Старшина, дайте воды госпоже Верной.

А за окном тем временем совсем уже посветлело. Майор писал. Писал о том, как и при каких обстоятельствах была задержана Лидия Николаевна Верной, по национальности русская, по подданству француженка. При задержанной оказались вещи (шло длинное перечисление всех предметов, находившихся в сумке, вплоть до перламутровой пуговицы размером в копеечную монету) в зонт, при вскрытии рукоятки которого обнаружена металлическая кассета. На предварительном допросе задержанная сообщила… И начался снова разговор, и задержанная уже не бравировала, казалась усталой и равнодушной.

Протокол был закончен как раз к тому времени, когда пришла машина из отряда. Задержанную увезли, в канцелярии остались майор, лейтенант и старшина. Было слышно, как в коридоре, невдалеке от полуприкрытой двери, дежурный переговаривается с кем-то по телефону.

— Ну вот, лейтенант, — проговорил после некоторого молчания майор. — Письмо невесте написали?

— Написал.

— Привет от нас со старшиной не забыли передать?

— Не забыл.

— Молодец. Вошел дежурный.

— Товарищ майор, наряд готов для инструктажа. Следом за дежурным вошли два солдата.

— Приказываю вам выступить на охрану Государственной границы Союза Советских Социалистических Республик, — сказал майор.

Служба шла своим чередом.