"Ирвин Вашингтон. Легенда о наследстве мавра [H]" - читать интересную книгу автора

наседка навстречу приблудному псу.
- Это еще что такое! - крикнула она. - Ты зачем на ночь глядя таскаешь в
дом приятелей-нечестивцев? Хочешь, чтоб за нас взялась инквизиция?
- Успокойся, жена,-отвечал гальего,-это бедный больной чужестранец,
одинокий и бесприютный, не на улице же его бросать?
Жена собиралась браниться дальше: она хоть и жила в лачуге, но пуще
всего на свете радела о доброй славе своего жилища; но на этот раз
коротышка-водонос заупрямился и никак не сгибал шею под хомутом. Он помог
бедняге мусульманину спешиться и положил ему в самом прохладном углу кошму
и овчину: другой постели в доме не было.
Вскорости мавра схватили сильные корчи; Перехиль ухаживал за ним как
умел, но поделать ничего не мог. Больной следил за ним признательным
взглядом. Между приступами он подозвал его к себе и чуть слышно выговорил:
"Боюсь, конец мой близок. Если умру, возьми в благодарность за милосердие
эту шкатулку", - и, распахнув свой плащ-альборнос, он показал примотанную к
телу сандаловую шкатулочку.
- Бог милостив, друг, - возразил сердобольный гальего,- авось еще
поживешь, сам попользуешься своими сокровищами, да и какие там у тебя
сокровища.
Мавр покачал головой, возложил руку на шкатулку и хотел было что-то
сказать, но корчи начались с новой силой, и вскоре он испустил дух. Тут
жену водоноса словно прорвало.
- Вот тебе, - вопила она, - твое дурацкое мягкосердечие, всегда ты изза
него в дураках! Что теперь будет с нами, когда в нашем доме найдут
мертвеца? Нас засадят в тюрьму за убийство и, если, спасибо, не повесят,
все равно до нитки обдерут судейские и альгвасилы.
Бедняга Перехиль тоже вконец растерялся: он и сам чуть не жалел, что
сделал доброе дело. Наконец его осенило.
- Время сейчас ночное, - сказал он, - я вывезу покойника за город и
схороню его в песке у берега Хениля. Никто не видал, как мавр зашел к нам,
никто и не узнает, что он здесь умер.
Сказано-сделано. Жена помогла ему завернуть тело злополучного мавра в ту
самую кошму, на которой он скончался, вдвоем они навьючили поклажу на осла,
и Перехиль отправился с нею на берег реки.
Но, как на грех, напротив водоноса жил некий Педрильо Педруга, один из
самых пронырливых, болтливых и пакостливых цирюльников на свете. С лица он
был сущий хорек, ножки паучьи, юла и втируша; сам знаменитый севильский
цирюльник и тот не умел так залезать в чужие дела; а держалось в нем все
как в решете. Про него говорили, что он спит одним глазом, навострив одно
ухо, чтоб даже во сне подсматривать и подслушивать. Гранадские сплетники в
нем души не чаяли: он знал все про всех, и народу у него брилось больше,
чем у его городских собратьев, вместе взятых.
Этот дотошный брадобрей слышал, что Перехиль возвратился позже обычного,
слышал, как галдели его жена и дети. Головка его тут же высунулась из
подзорного окошечка, и он увидел, что его сосед ведет к Себе какого-то
мавра. Это было так необычайно, что Педрильо Педруго всю ночь не сомкнул
глаз. Каждые пять минут он бегал к своему окошечку поглядеть, как сочится
свет из соседских дверей, а перед самым рассветом приметил, что Перехиль
вывел осла со странной поклажей.
Любознательный цирюльник заторопился: он натянул одежонку и, бесшумно