"Оливия Уэдсли. Вихрь " - читать интересную книгу автора

станции Вед, ехать надо с главного вокзала.
С искренним уважением
Ирэн фон Клеве".

От листка пахло тонкими духами. Жан прижал его к своему лицу. Запахи
всегда сильно действовали на него; он даже закрыл глаза. Ему представилось,
что Ирэн здесь, с ним рядом, и при каждом ее легком движении нежный аромат
распространяется кругом. Кто она такая на самом деле? Что скрывается за ее
гордой внешностью и чарующим спокойствием? Какие мысли, какие страсти таятся
в ней в то время, как ее красивые глаза всегда так равнодушны?
Он страстно желал, чтобы скорей наступил вторник. Казалось, дни
тянулись словно отягощенные гирями. Аннет? Разок, быть может, он вспомнил о
ней, а потом сразу выбросил из головы. Однако три месяца тому назад он был
влюблен в нее! Если бы ему сказали это, то он ответил бы, вероятно, что для
того времени это было вполне естественно. Это была та самая могущественная
сила мгновенной эмоции, которая наполняла его игру безумной радостью,
составляла его жизнь, рождала его экзальтацию.
Вторник выдался прекрасный. Легкий ветерок, голубое небо с белыми
облачками, свежесть в воздухе.
Жан весело наряжался, напевая какой-то мотив и с радостным изумлением
оглядывая свое новое платье. К нему настойчиво возвращалась мысль об его
прическе. К чему колебаться? Ведь сказал же Эбенштейн, что артист должен
выглядеть по-современному. Кроме того, при новом платье его длинные волосы
кажутся смешными. Совершенно немыслимо, имея такой костюм, надеть старую
серую шляпу, а напялить цилиндр на такую гриву - это еще больший абсурд! Он
вышел на улицу без шляпы и вошел в первую попавшуюся парикмахерскую.
- Остригите меня по моде, - сказал он, поясняя движениями пальцев. -
Обрежьте волосы, сделайте пробор посередине, т. е. около середины... Здесь
снимите покороче... Здесь оставьте побольше... Только не обкорнайте меня
совсем, - объяснял он парикмахеру на своем скверном немецком языке.
Мастер пустил в ход свои ножницы и гребешок. Жан с большим волнением
следил за его работой в зеркале.
Когда он, наконец, встал, он увидел, что совсем преобразился.
Парикмахер его поздравил, неприятно осклабившись. Жан нерешительно принял
эти похвалы. Он заплатил и со вздохом вышел на улицу. Было половина первого,
когда он прибыл на станцию Вед. Около вокзала ждал автомобиль. К Жану
подошел шофер и почтительно спросил, не он ли господин, едущий в замок. Жан
с гордым видом протянул ему футляр со скрипкой. Дверцы захлопнулись. В
дороге Жан с нетерпением высматривал из окна, когда покажется замок.
Когда же, наконец, он вынырнул из-за угла, Жан почувствовал нечто вроде
ужаса. На мгновенье ему показалось, что громадное строение из серого камня
выросло перед ним, как вековечное препятствие.
Автомобиль быстро взлетел на подъемный мост. У входа на широких
ступеньках показался ливрейный лакей.
В сенях было очень темно. Каменные стены уходили ввысь, теряясь во
мраке еще совсем темного потолка, как будто из черного дерева, украшенного
вбитыми в него большими гвоздями. Кругом висели знамена, истрепанные,
поблекшие, выцветшие, воткнутые в железные втулки. В камине золотыми языками
полыхало пламя от огромных поленьев, а на старинном, сильно потертом столе
стояла ваза с пунцовыми цветами.