"Оливия Уэдсли. Вихрь " - читать интересную книгу автора

рода, которую маленький Карл-Фридрих обездолил в смысле наследства; и каждый
кузен или дядя находил нужным проявить свою заботливость о новом наследнике.

Мадам де Кланс наконец устроила общее совещание, пригласив к себе всех
родственников на чай в память ее покойного дяди; выражение "в память
покойного" не было употреблено, но, как она сама тонко заметила, подняв
вверх брови: "Карл при жизни так часто доставлял нам материал для разговоров
о нем, что найдется, что сказать о нем и после смерти".
Все родственники собрались к чаю в ее гостиной.
- Клянусь честью, - проговорил Рудольф де Кланс, грея свои ноги перед
большим камином, - все эти фамильные чувства и связи существуют только для
того, чтобы наградить человека сильнейшим припадком ревматизма. Этот
холодный ветер пробрал меня насквозь.
- Вам следовало бы устремить мысли на более высокие предметы, - сказал
с усмешкой Нико фон Клеве.
Он имел очень стройный вид в своем мундире и, видимо, с удовольствием
сознавал это.
- Или на более низменные, - сострила Ванда, которая не в силах была
сдержать своей веселости.
Все сразу поднялись, когда дворецкий возгласил:
- Его превосходительство профессор фон Клеве. Габриэль фон Клеве
медленно вошел в комнату.
У него одна нога была повреждена, и он шел, прихрамывая и опираясь на
толстую палку.
Один за другим все подошли, почтительно его приветствуя. Ковыляя, он
добрался до камина и уселся, обернувшись к остальным лицом. Его тонкие
подвижные губы улыбались, но глаза его всматривались внимательно и тревожно.
Он был очень худ и слаб, и, если бы не разлитое в его лице спокойное
достоинство, он имел бы вид маленького незначительного человека. Худой рукой
он закрыл лицо от каминного огня и произнес своим гармоничным голосом:
- Вы собрались здесь по поводу кончины вашего родственника
Карла-Фридриха? Не правда ли?
Мужчины имели тупо-самоуверенный вид; женщины, за исключением Ванды де
Кланс, относились ко всему полуиронически.
Ванда приблизилась к профессору и подала ему чаю, положив сахар
пальцами.
- Дядя Габриэль, не сердитесь на нас за наше легкомыслие. Дядя Карл не
был схимником, не так ли? Поэтому я прошу у вас капельку снисходительности к
нам.
Тонкие выразительные губы старого ученого слегка шевельнулись, он
посмотрел на Ванду.
- Я об этом самом хотел просить вас, - вежливо заявил он.
Нико подставил ему низенькую табуретку для хромой ноги; Рудольф,
невзирая на свои великолепные ботинки, принес ему торт и пирожки;
Мария-Иосиф, Альбрехт, Лиана, граф Бекман - все старались оказать ему
внимание.
Бекман, с раскрасневшимся от огня лицом, излучая всем своим толстым
телом жизнерадостность, прервал, наконец, общее молчание.
Смеясь и расправляя широкие плечи, плотно обтянутые мундиром, он
обратился к профессору: