"Ян Вайсс. Метеорит дядюшки Жулиана (Сборник 'Как я был великаном') " - читать интересную книгу автора

приливом щедрости, а элементарным страхом.
И управляющий отверг! Он отказался от дара, как это сделал бы любой из
нас.
- Спасибо, хозяин, - с виноватым видом произнес он, - но у меня жена и
трое ребятишек!
- Конечно, первым делом надо проверить состав жидкости, сказал опытный
химик, - но на себе я его проверять не стану.
- Дадим попробовать Боккаччо! - предложил я.
Я уже давно наблюдал за собакой - что-то мне не нравилось ее поведение.
Высунув язык, она жадно следила за движениями наших рук.
- Ладно! - согласился дядя. - Боккаччо не трус - не то что вы!
Он поставил на пол миску и до половины наполнил ее таинственной
жидкостью. К нашему удивлению, Боккаччо тотчас бросился к миске и алчно
начал выхлебывать содержимое длинным, влажным языком. Вылакав миску до дна,
он вдруг повалился на бок, выпучил глаза и завыл - протяжно, жалобно. В этом
вое мне послышалась какая-то страстная тоска, вернее, какое-то безграничное
изумление перед тем, что сейчас вершилось в собачьей душе. Странную нотку в
вое Боккаччо подметили все.
- Святые угодники, что это с собакой? - встревожился дядюшка. - Плачет
она или смеется?
И тут Мамила вскричал:
- С нами крестная сила! Лопни мои глаза, если пес не уменьшается в
размерах! Взгляните-ка!
Да, это было так! Наш Боккаччо вдруг стал сокращаться... Он убывал на
глазах! И не то, чтоб худел или сморщивался ничего подобного! Просто он
становился все меньше - это было заметно по черно-белым плиткам, которыми
выложен пол в подвале.
- Разрази меня гром! - воскликнул дядя. - Что случилось с моим псом?
- Взгляните, дядюшка, он уменьшился более чем наполовину! - И я очертил
пальцем на плитках место, которое прежде занимал пес.
- Так и исчезнет! - захохотал Мамила. - Клочка шерсти от него не
останется!
- Куда исчезает мой Боккаччо? - вне себя вскричал дядя.
- Вот подождем - посмотрим, до каких пределов уменьшается живое
существо, - мудро заметил химик. - Мы стоим перед загадкой!
А Боккаччо продолжал уменьшаться с той же неумолимостью, с какой
движутся стрелки часов. Мы были бессильны помочь ему. Но это по-прежнему
была великолепная, белой масти - борзая, с глубоко вдавленными боками,
опущенным изогнутым хвостом, пышным, как страусово перо.
- Что делать, что делать? Боккаччо! Ты меня слышишь? Дядя ласково пнул
пса ногой. - Что с тобой, песик? Куда же ты исчезаешь?
Но лишь протяжное завывание было ответом на ласку. Я догадывался,
почему дядя не погладит собаку рукой, - он боялся дотронуться до нее, боялся
заразиться необъяснимым "убыванием". Что до меня, то я тоже ни за что не
прикоснулся бы к Боккаччо.
- Чего не сделаешь для науки, - холодно молвил химик. Надо же чем-то
жертвовать.
- Но почему именно моим псом? - вздохнул дядюшка.
Его слова натолкнули меня на мысль, впрочем, и без того висевшую в
воздухе.