"Герберт Уэллс. Это было в каменном веке (Повесть)" - читать интересную книгу автора

самых копыт Вожака Табуна из травы выскочил заяц, и шакалы их сразу
покинули. Вскоре они снова вырвались из леса на простор покрытых травой
холмов - тех самых меловых холмов, которые можно разглядеть с ипподрома в
Эпсоме.
Вожак Табуна давно уже перестал так бешено мчаться, как вначале. Он
перешел на размеренную рысь, и Уг-Ломи, хотя он весь был в синяках и
ссадинах и не знал, что его ждет впереди, чувствовал себя наверху
блаженства. Но тут дело вдруг обернулось по-новому. Вожак Табуна опять
переменил аллюр, описал небольшую дугу и остановился как вкопанный.
Уг-Ломи насторожился. Он пожалел, что у него не было с собой камня, -
метательный кремень, который он привязывал к ремню, опоясывавшему его
талию, остался, как и топор, неизвестно где. Вожак Табуна повернул голову,
и Уг-Ломи увидел его глаза и зубы. Он убрал подальше ноги и ударил жеребца
около глаза. В тот же миг голова исчезла из виду, а спина, на которой он
сидел, взлетела кверху, изогнувшись в дугу. Уг-Ломи снова перестал мыслить
и подчинялся только велениям Инстинкта, который говорил <цепляйся>. Он
обхватил бока жеребца коленями и ступнями, но его голова опустилась к
самой траве. Его пальцы вцепились в густую жесткую гриву, и это его
спасло. Скат, на котором он сидел, выровнялся и тут же...
- Ух! - выдохнул пораженный Уг-Ломи, когда его опрокинуло на спину.
Однако Уг-Ломи был на тысячу поколений ближе к природе, чем
современный человек: никакая обезьяна не могла бы уцепиться крепче. А лев
давным-давно отучил лошадей опрокидываться на спину и кататься по земле.
Правда, лягался жеребец мастерски и довольно ловко вскидывал задом. Пять
минут показались Уг-Ломи вечностью. Он не сомневался, что жеребец убьет
его, стоит ему упасть.
Затем Вожак Табуна решил применить прежнюю тактику и внезапно
пустился в галоп. Он стремительно мчался вниз по крутому склону, не
сворачивая ни вправо, ни влево, и по мере того как они спускались, широко
раскинувшаяся перед ними долина постепенно скрывалась из виду за
приближавшимся авангардом дубков и боярышника. Вот они обогнули заросшую
буйной травой ложбину, где между серебристыми кустами из земли пробивался
родник. Почва делалась все сырее, трава - все выше, то и дело стали
попадаться кусты шиповника, еще усеянные поздними цветами. Вскоре они
очутились в сплошных зарослях, и ветки хлестали их так, что кровь
выступила на коже и у человека и у лошади. Затем путь снова расчистился.
И тут случилось удивительное происшествие. В кустах вдруг раздался
злобный вопль, пронзительный вопль обиды и возмущения. И, с треском ломая
сучья, за спиной у них появилась огромная серо-голубая туша. Это был Яаа,
свирепый носорог; в припадке беспричинной ярости, которые нередко у него
бывают, он ринулся прямо на них во всю мочь, как это обычно делают
носороги. Прервали его трапезу, и поэтому кому-нибудь - не важно кому -
нужно было вспороть брюхо, кого-нибудь надо было затоптать ногами. Он
приближался к ним слева; его маленькие злые глазки налились кровью,
толстый рог опустился к земле, хвост торчал кверху. В первое мгновение
Уг-Ломи готов был уже соскользнуть с лошади и спрятаться в кустах, но
тут... дробь копыт участилась, и носорог, торопливо перебиравший короткими
ногами-тумбами, начал пятиться, и Уг-Ломи потерял его из виду. Через
минуту кусты шиповника остались позади, и они вновь понеслись по открытой
равнине. Сзади еще слышался тяжелый топот, но постепенно он затих, и Яаа