"Герберт Уэллс. Мистер Блетсуорси на острове Рэмполь" - читать интересную книгу автора

жизнь, хотя я и стоически ему противостоял, - бесследно исчезло на много
лет.
Сидя в гостиной в Челтенхеме, дядя сказал:
- Да, жизнь обошлась с тобою несколько сурово, но, по существу говоря,
все обстоит благополучно.
Пока он был жив, и впрямь все обстояло благополучно, или же обаяние его
личности порождало иллюзию благополучия. Даже и сейчас я не мог бы
сказать, как в действительности обстояло дело.
Свою тетку Доркас я не могу припомнить так живо, как дядю. В самом
деле, ее образ не живет в моей памяти, как образ старика Блекуэлла или
кухарки. Это странно, потому что она наверняка немало повозилась со мной.
Но она была вечно в трудах, на заднем плане, и все, что она делала,
получалось как-то само собой и, казалось, иначе и быть не могло. Я думаю,
что ей очень хотелось иметь собственных детей, и первое время она была,
вероятно, огорчена, что ей придется воспитывать племянника, наполовину
чужеземца, уже вышедшего из младенчества, существо недоверчивое,
любопытное, с трудом орудующее небольшим запасом английских слов,
пересыпая их португальскими. Возможно, что некоторая духовная
отчужденность навсегда осталась между нами. Я никогда не чувствовал, что
ей нужна моя привязанность, свой долг по отношению ко мне она выполняла
безупречно, но когда я теперь оглядываюсь на прошлое, мне становится ясно,
что между нами не было сердечных отношений матери и сына. Я не занимал
сколько-нибудь важного места в ее жизни.
Тем больше я привязался к дяде, который, казалось, распространял вокруг
себя душевное тепло, подобно тому как свежескошенное сено разливает аромат
на лугу в погожий день. В моем детском воображении он царил не только над
домом, церковью и всем населением Гарроу-Гоуарда, но и над широкой
равниной, даже над солнцем. Поразительно, как быстро он вытеснил у меня из
памяти образ отца!
Мои представления о боге неразрывно связаны с дядей. На Мадейре мне
часто приходилось слышать слово "диос" (бог) в клятвах и молитвах - это
был субтропический бог, гневный громовержец. Только достигнув
сознательного возраста, я смог сопоставить и связать воедино два
совершенно разных представления о божестве. В Англии бог предстал мне как
некая дружественная тень моего дядюшки, это был милый английский
"бог-джентльмен", какой-то державный сверх-Блетсуорси, бог ясный, как
роса, лучезарный, как морозное утро, услужливый и беззлобный, излюбленными
праздниками которого были рождество, пасха и праздник урожая. Этот бог
царил в благоустроенном мире и хмурился лишь для того, чтобы вновь
заулыбаться. Даже в страстную пятницу, сугубо торжественный день строгого
поста, дядя давал нам понять, что молодой джентльмен вернется цел и
невредим в день светлого воскресенья. Конечно, надо быть настроенным на
серьезный лад, не худо поразмыслить на духовные темы, - но мы всякий раз
получали горячие сдобные булочки с выпеченным на них крестом.
В дядиной церкви были кресты, но не видно было ни распятий, ни терновых
венцов, ни гвоздей.
Бывало, дядя откинет рукава стихаря на своих красивых руках и,
наклонившись над перилами кафедры, начнет приятно беседовать с прихожанами
о приятной "верховной силе, управляющей миром", - говорил он минут
двадцать, не больше, ибо господь бог не должен утомлять немощную братию.