"Герберт Уэллс. Война в воздухе" - читать интересную книгу автора

разговорам не было конца, и стоило в те дни услышать в толпе громко, с
уверенностью сказанную фразу: "Непременно получится", - как можно было
биться об заклад, что речь идет о полетах. Берт взял дощечку и четко вывел:
"Здесь изготовляют и чинят аэропланы", - и Грабб выставил объявление в
витрине мастерской. Том расстроился: по его мнению, это говорило о
несерьезном отношении к собственному заведению, но большинство соседей, и
особенно завзятые остряки, горячо одобрили шутку.
Все говорили о полетах, все твердили в одно слово "непременно
получится", но ничего не получилось. Произошла заминка. Летать-то летали -
это верно. В машинах тяжелее воздуха, но они разбивались. Иногда разбивалась
машина, иногда - аэронавт, чаще всего - оба. Машины, которые один раз уже
пролетели три-четыре мили и благополучно приземлились, в следующий раз
взлетали навстречу неминуемой гибели. Выходило, что они были совсем
ненадежны. Их опрокидывал легкий ветерок, их опрокидывали завихрения воздуха
у самой земли, их опрокидывала лишняя мысль в голове аэронавта. И они
опрокидывались просто так - ни с того ни с сего.
- Им не хватает устойчивости, - повторял Грабб вычитанные в газете
фразы. - Их мотает во все стороны, пока они не рассыплются на куски.
После двух лет ожиданий и обманутых надежд опыты в этом направлении
прекратились; публике, а затем и газетам надоели дорогостоящие фотографии
летательных аппаратов, надоели восторженные статьи об успешных полетах,
сменявшиеся сообщениями о катастрофах и зловещим молчанием. Полеты на
управляемых аппаратах прекратились совершенно, даже на аэростатах стали
подниматься гораздо меньше, хотя этот вид спорта оставался весьма
популярным, и песок со взлетного поля банхиллских газовых заводов
по-прежнему поднимался в воздух, а затем сыпался на газоны и огороды
почтенных граждан. Теперь Том мог бы несколько лет пожить спокойно - во
всяком случае, воздухоплавание ему не досаждало. Но в это время начал
стремительно развиваться монорельс, и заоблачные выси перестали тревожить
Тома - грозные признаки надвигавшихся перемен появились над самой его
головой.
Об однорельсовой железной дороге поговаривали уже не первый год. Но
беда пришла, когда Бреннан ошеломил Королевское общество своим
гироскопическим монорельсовым вагоном. Это была самая большая сенсация
светских приемов 1907 года. Знаменитый демонстрационный зал Королевского
общества оказался на сей раз мал. Доблестные воины, столпы сионизма,
прославленные романисты, светские дамы забили узкий проход, грозя переломать
своими благородными локтями ребра, для человечества весьма ценные, и
почитали себя счастливыми, если им удавалось увидеть "хотя бы кусочек
рельса". Великий изобретатель давал очень убедительные пояснения, которые
из-за шума нельзя было разобрать, и модель поезда будущего, послушная его
воле, взбегала наверх, делала повороты, скользила по провисшей проволоке.
Она бежала по своему единственному рельсу, на своем единственном колесе,
простая и надежная, она останавливалась, шла задним ходом и хорошо сохраняла
равновесие, когда ее останавливали. Вокруг бушевали аплодисменты, а модель
сохраняла свое поразительное равновесие. Наконец зрители разошлись,
обсуждая, насколько приятно будет перебираться через пропасть по натянутому
канату. "А если гироскоп возьмет да и остановится?!" Мало кто из них
предвидел и десятую долю того, что сделает бреннановский монорельс с их
железнодорожными акциями и как изменит он лицо мира.