"Герберт Уэллс. Неопытное привидение" - читать интересную книгу автора

осознавать собственное ничтожество. Неразбериха, в которую он попал с этим
"появлением", страшно его подкосила.
Ему было сказано, что он "повеселится в свое удовольствие", он и вышел
"повеселиться" - и вот, нате вам, ничего не получилось, только еще одна
неудача на его счету! Он сказал, что считает себя полным, безнадежным
неудачником. Он говорил - и я охотно этому верю, - что за что бы он в
жизни ни брался, у него никогда ничего не выходило и не будет выходить
впредь до скончания веков.
Вот если бы он встретил у кого-нибудь сочувствие, тогда... При этом он
замолчал и посмотрел на меня. Потом сказал, что мне это, вероятно,
покажется странным, но ни от кого никогда не видел он такого сочувствия,
как сейчас от меня. Я сразу понял, к чему он клонит, и решил немедленно
его осадить. Может быть, конечно, я бессердечный негодяй, но, знаете ли,
быть Единственным Другом и Наперсником такого эгоцентричного ничтожества,
призрачного или во плоти, все равно, - это выше моих сил. Я быстро встал.
"Не убивайтесь-вы из-за этого, - говорю ему. - Вам нужно подумать о
другом: как выпутаться из этой истории, да поживей. Возьмите себя в руки и
постарайтесь". "Не получается", - говорит он. "А вы попробуйте".
Ну, он и стал пробовать.
- Пробовать? Что именно? - спросил Сэндерсон.
- Пассы, - ответил Клейтон.
- Пассы?
- Да, сложный ряд жестов и пассов, движений руками. Таким путем он
явился сюда и так же должен уйти назад. Господи! Ну и намучился же я!
- Но как можно какими-то жестами?.. - начал я.
- Дорогой мой, - с особым ударением сказал Клейтон, поворачиваясь ко
мне, - вам подавай ясность во всем. Как можно, я не знаю. Знаю только, что
так это делается, то есть он, во всяком случае, так делал. Он ужасно долго
бился, но потом наладил свои пассы и внезапно исчез.
- И вы, - медленно сказал Сэндерсон, - видели эти пассы?
- Да, - ответил Клейтон и задумался. - Очень это было странно, -
продолжал он. - Только что мы с ним стояли здесь, я и этот тощий, смутный
дух, в этой тихой комнате, в этой тихой, безлюдной гостинице, в этом тихом
городке, безмолвной ночью. Ни звука нигде, кроме наших голосов и его
тяжелого дыхания, когда он махал руками. Одна свеча горела на камине, а
другая - на ночном столике, только всего света и было, и по временам либо
та, либо эта вдруг вспыхивала высоким, узким, дрожащим пламенем... И
странные происходили вещи...
"Не выходит, - сказал он. - Я теперь никогда..." И сел вдруг на
маленький пуфик у постели и зарыдал, зарыдал... Господи! Какой он был
жалкий, какой несчастный! "Ну, ну, не расстраивайтесь", - сказал я ему и
хотел было похлопать его по спине, но, будь я проклят, рука моя прошла
сквозь него! Понимаете, к этому времени я уже был не таким несокрушимо
спокойным, как сначала, на лестнице. Я уже полностью ощутил всю нелепость
происходящего. Помню, я отдернул руку чуть не с оторопью и отошел к
ночному столику. "Соберитесь с силами, - сказал я ему, - и попробуйте еще
раз".
И для того, чтобы подбодрить его и помочь, я тоже стал пробовать вместе
с ним.
- Что? - сказал Сэндерсон. - Вы стали делать пассы?