"Герберт Уэллс. Сон" - читать интересную книгу автора

становилась другой: совсем не страшной и не таинственной, а только
притихшей и безлюдной. Меня вели через нее по дороге в церковь или
воскресную школу. (Да, подождите минутку, все расскажу, и о церкви и о
воскресной школе.) Когда я увидел мать в гробу - мне было тогда уже почти
шестнадцать лет, - мне почему-то мгновенно вспомнилась наша лавчонка в
воскресный день...
Таким, моя дорогая Санрей, был дом, в котором я очутился. Мне казалось,
что я живу там с незапамятных времен. Это был самый глубокий сон, который
мне снился когда-либо. Я даже тебя забыл...


- Ну, а как же это нечаянно рожденное дитя готовили ко вступлению в
жизнь? - спросил Рейдиант. - Отдавали в сад?
- Детских садов, какие мы с вами знаем, в том старом мире не было, -
сказал Сарнак. - Дети посещали заведение, именуемое начальной школой. Туда
два раза в день и стала водить меня моя сестрица Пруденс, когда мне
миновал шестой годок. И тут опять мне будет трудно рассказать, как все это
выглядело. Наши летописи поведают вам о том, как зарождалось в те далекие
времена общее образование, как враждебно и недоверчиво встретило старое
духовенство и люди привилегированных сословий приход педагогов нового
склада. Но они не дадут вам живого представления о том, как скверно были
оборудованы школьные помещения, как не хватало преподавателей и каким
подвижничеством был труд тех мужчин и женщин, которые без должной
подготовки, за жалкую плату закладывали основы всеобщего обучения.
Особенно мне запомнились двое: черный, худой мужчина с лающим кашлем,
преподаватель старших классов, и маленькая веснушчатая женщина лет
тридцати, которая сражалась с младшими. Теперь я понимаю, что это были
настоящие святые. Имя мужчины я забыл, а маленькую учительницу звали мисс
Меррик. Классы были чудовищно раздуты, пособиями обоим учителям в основном
служили собственный голос, жестикуляция да классная доска с мелом.
Школьный инвентарь был убог до предела. Потрепанные хрестоматии, библии,
псалтыри, аспидные дощечки в рамках, на которых мы писали грифельными
карандашами, чтобы сэкономить бумагу, - вот и все, что имелось в нашем
распоряжении. Рисовальных принадлежностей фактически не было; большинству
из нас вообще не довелось учиться рисованию. Да, в этом старом мире было
сколько угодно людей - нормальных, взрослых людей, - не умеющих нарисовать
хотя бы простую коробку. Учиться считать было не на чем, наглядных пособий
по геометрии не существовало. Не было и картин, разве что лакированный
портрет королевы Виктории, таблица с изображениями животных и пожелтевшие
настенные карты Европы и Азии, которые устарели на двадцать лет. Основы
математики мы заучивали, как считалочки. Мы стояли рядами и бубнили
нараспев магические заклинания, именуемые таблицей умножения:

Два-жды один - один-и,
Два-жды два - че-тыре,
Два-жды три-и - шесть-и,
Два-жды четыре - восемь.

Иногда мы пели хором в унисон (чаще всего это были церковные гимны) под
звуки старенького школьного фортепьяно, сопровождавшего наши завывания.