"Патриция Вентворт. Шестое чувство ("Мод Силвер") " - читать интересную книгу автора

счастливых сновидений в обыденный мир, где нет уже больше Жиля Армтажа.
Она встала на колени у окна, оперлась локтями о подоконник и отдалась
своим грустным и горьким воспоминаниям. Она проснулась, она потеряла Жиля во
сне, потому что была трусихой, потому что у нее издерганные нервы, и все
из-за того кораблекрушения, которое произошло три месяца тому назад
посредине Атлантического океана и до сих пор эхом отдавалось в ее душе. Ей
давно уже следовало бы успокоиться от случившегося и выздороветь. Ей
хотелось работать, много работать, до устали, чтобы не слышать этих ночных
звуков, чтобы не выглядывать по ночам из окна. Ее сломанные ребра уже больше
не давали о себе знать, рука тоже срослась, но сердечная рана заживала
дольше всего. Нет, она вовсе не собиралась умирать вслед за Жилем. Да, он
погиб, тогда как она, очнувшись на больничной койке, поняла, что уцелела, а
также узнала, что его больше нет в живых.
Меада продолжала стоять на коленях, собираясь стоически преодолеть
накатывающий очередной приступ депрессии: "Ничего, скоро я смогу снова
работать, и тогда мне станет легче. Глядишь, там что-нибудь да подвернется.
Сейчас я полдня занимаюсь этими пакетами, но это лучше, чем ничего. Все так
добры ко мне, даже тетя Мейбл, почему я недолюбливала ее раньше, а она
оказалась такой доброй. Впрочем, будет намного лучше, если мне удастся
уехать отсюда, чтобы не видеть сопереживающих лиц и не слышать слов
сочувствия".
Туман холодком повеял на ее лицо, грудь, обнаженные руки. Туман покрыл
ее глаза словно пеленой. Ей вспомнился плач Мэри Гамильтон: "Они связали
путами мои члены, чтобы не дать взглянуть на него мертвого". Ужасно! Должно
быть, такое состояние очень походило на ту ночь, когда утонул Жиль. Дрожь
пробежала по всему ее телу, от головы до пят. Меада заставила себя перестать
думать об этом и поднялась с колен. Сколько раз она твердила себе: "Не стоит
оглядываться назад, не надо вспоминать о прошедшем". Если наглухо
запереться, отгородиться от прошлого, то оно не достанет тебя. Все прошло,
все кончено, все забыто. Кто может снова и снова оживлять тени прошлого,
кроме тебя самой, той самой предательницы, которая тайком крадется, чтобы
открыть запор на дверях и впустить врага - свое прошлое - внутрь себя самой.
Нет, у нее нет предателей внутри себя. Ей только надо следить, все ли
заперто, и подождать, пока враг не устанет и не исчезнет прочь.
Она снова легла в постель. Ее окружала ночная тишина. Странно, но в
таком огромном доме, с таким количеством жильцов не раздавалось ни звука, ни
малейшего шороха, который свидетельствовал бы о том, что дом обитаем.
Но был ли дом обитаем, кто знает. Ведь когда люди спят, то где они
находятся? Только не в том месте, где лежат их бесчувственные и неподвижные
тела. Где была сама Меада до того, как проснулась? Она прогуливалась вместе
с Жилем...
Закрытая дверь воспоминаний опять отворилась. И она снова проникла
туда, за нее. "Не думай о себе. Ты не должна думать о себе! Слышишь, не
должна. Думай о жильцах этого дома, но только не о себе и не о Жиле... О,
боже, Жиль..."
Дом, жильцы.
Дом Ванделера, четырехэтажное здание с каменным цоколем, который
когда-то стоял на поле, опоясанном тропинкой подле живой изгороди. В то
время Путней был всего лишь деревушкой, и только потом Лондон, разрастаясь,
поглотил ее целиком. Большой квадратный дом, лишившись своих земельных