"Дональд Уэстлейк. Пижона - в расход (серия остросюжетного детектива)" - читать интересную книгу автора

закрыто. Нет ни машин, ни пешеходов, а улицы, расходящиеся отсюда в западном
направлении подобно вееру, все как одна темны, узки и безлюдны.
Я торопливо затрусил через пустырь по ухабистому гудрону Шестой авеню
дальше по улице, которая должна была вывести меня на площадь Шеридана. Все
вокруг казалось таким маленьким и узеньким. Я шел будто по заброшенной
съемочной площадке.
Арти Декстер живет на Перри-стрит, на которую я попал, миновав площадь
Шеридана, Гроув-стрит и еще пару улиц. Я не знаю названий половины улиц в
Виллидже и не думаю, чтобы чьи-либо еще познания на этот счет были обширнее.
Мне знакомы два здешних огромных перекрестка, потому что я слышал о них от
Арти. Один из них - перекресток западных Десятой и Четвертой улиц, и его
вполне достаточно, чтобы приезжий мигом развернулся и отправился восвояси, в
родную деревню. А второй (я миновал его по пути к площади Шеридана)
перекресток находится там, где Уэйверли-плейс пересекает Уэйверли-плейс.
Можете мне не верить, если не хотите, но это правда.
В общем, я спешил по этим пустым, имевшим неестественный вид улицам, и
холодный ветер трепал короткие рукава моей рубахи, а я гадал, что подумает
обо мне Арти, когда я разбужу его среди ночи.
И зря гадал. Уже за полквартала от дома Арти я услышал шум - музыку,
крики и пение. Тут либо шла пьянка, либо проводили партийный съезд. Я
подобрался поближе. Возгласы и звуки джаза плыли в ночном воздухе, и
казалось, что Нью-Йорк все-таки не заснул, а, наоборот, собрал все свои силы
в этом маленьком уголке, чтобы заставить дряхлое сердце города биться до
самого рассвета. Я поднял голову и увидел ярко сиявшие окна. Похоже, свет
горел именно в квартире Арти.
Так оно и было. Когда я позвонил у двери подъезда, ответное "з-з-з"
раздалось почти сразу. Я распахнул дверь и пошел по лестнице на второй этаж.
Коридор был полон веселого шума, такого громкого, что казалось, будто
невидимые гуляки - здесь, вокруг меня, в этом узеньком вестибюле. Я дошел до
его конца и постучал в дверь. Но это было нелепо: никто все равно не услышал
бы стук. Поэтому я толкнул дверь и вошел.
У Арти две комнаты с половиной. Означенная половина представляет собой
широченный стенной шкаф в гостиной, забитой кухонной утварью. Ванна, которая
не входит в число двух с половиной помещений, больше кухни - она очень,
очень длинная; ванна стоит на высоком облицованном кафелем помосте, а двери
отсюда ведут и в гостиную, и в спальню.
Убранство гостиной исчерпывается едва ли не одними полками - шаткими и
покоробившимися под тяжестью долгоиграющих пластинок. Тут есть камин, сверху
и с боков окруженный полками. Есть два окна, выходящие на Перри-стрит и со
всех сторон обрамленные полками, на которых громоздятся здоровущие
громкоговорители. Полками обвешаны двери в прихожую, спальню, ванную, равно
как и дверцы стенного шкафа. Не на всех этих полках стоят пластинки, у Арти
есть две-три книжки, разные безделушки, стоящие на полках там и сям
вперемежку с деталями музыкального центра, и еще всякая всячина.
Поскольку все стены заняты полками, мебель (продавленная кушетка и
несколько жалких разнокалиберных стульев и столиков) оттеснена на середину
комнаты и стоит как на старом желто-зеленом плетеном коврике, так и вокруг
него, а среди предметов обстановки по всей комнате понатыканы
громкоговорители.
Сейчас на пространстве между полками и мебелью, имеющем форму пончика,