"Джон Уитборн. Рим, папы и призраки (Мемуары пирата-стоика, философа и уполномоченного Папским престолом на охоту за ведьмами)" - читать интересную книгу автора

- Едва ли, - авторитетным тоном возразил адмирал. - Никогда не видел,
чтобы мусор плыл против ветра. А этот - смотри - и руками двигает.
- В море хватает всяких, кто оказался за бортом, - ответил невозмутимый
боцман. - Это не обязательно наш.
Солово кивнул, выражая относительное согласие.
- Я тоже не думаю, что это наш венецианец. Как он мог протянуть два дня
в воде? Но, с другой стороны, похож. Если бы только он подплыл поближе,
чтобы лицо его стало не таким... расплывчатым.
Боцман без особой охоты выслушал подобное пожелание.
- Давайте-ка, адмирал, я схожу за своим арбалетом, - предложил он. -
Стрела его угомонит.
- Не надо, - неторопливо ответил Солово. - Если это упавший за борт
матрос, море скоро уладит все дело. Но если это венецианец, боюсь, что
наше оружие окажется бесполезным. Если нам суждено, чтобы за кормой
болтался выходец с того света, я был предпочел, чтобы у него не торчала
стрела изо лба.
Боцман как раз обдумывал эту мысль, когда заметил, что фигура исчезла,
и радостным восклицанием отметил это событие. В порыве облегчения экипаж,
забыв о дисциплине, облепил борта. Корить их за это не хватало духа. В
тишине, нарушаемой лишь криками чаек, они обыскивали взглядом волны,
стараясь удостовериться в исчезновении настырного и непонятного
преследователя, гнавшегося за ними уже ночь и день.
- В пекло ступай и прощай! - провозгласил боцман, когда все наконец
удостоверились в том, что небеса и воды пусты.
Общий праздник пресек грохот, послышавшийся из-под ног; из громкого,
хотя и ослабленного прохождением сквозь корпус и воду, он быстро
превратился в громоподобный стук по обшивке.


После еще одного дня, преследуемый на пределе видимости, невзирая на
все повороты и скорость, которую могли придать кораблю весла и ветер,
адмирал Солово решил направиться к суше. Пусть мертвый венецианец следует
за ним и барабанит по корпусу до конца времен. Но экипаж, увы, не разделял
столь философского расположения духа. Даже боцман, не боявшийся ни Бога,
ни государства (не осознавая полностью их мощи), делался раздражительным.
Солово, правивший за счет успехов и редких показательных казней, прекрасно
знал, когда не следует настаивать на своем.
Пока экипаж стремительно греб к дому, адмирал, пребывая на корме,
размышлял над проблемами, которые поднимала подобная перемена настроения.
Его слова венецианцу об интерхристианском пиратстве не были праздными:
если этот компаньон пиявкой притащится за ними в гавань... придется
отвечать на трудные вопросы.
"А, ерунда, - решил наконец адмирал, никогда не имевший склонности к
долгим тревогам. - Папского эшафота мне никто еще не сулил, а вот в
грядущем бунте на борту сомневаться не приходится". Он даже помахал
венецианцу новой книгой, отобранной у утопленника, - "Размышлениями" Марка
Аврелия.
- Отлично пишет, - завопил адмирал. - Премного благодарен.