"Патрик Уайт. Древо человеческое " - читать интересную книгу автора

лишает их возможности выразить себя в слове, речи. Почему автор наделил
Стэна и Эми, при всем их душевном богатстве, этой специфической
"безъязыкостью", - вопрос, на который не может быть однозначного ответа.
Разумеется, фермеру, живущему в глуши и отдающему все силы хозяйству и
детям, куда легче и сподручней оперировать орудиями своего труда, чем всеми
оттенками и нюансами, всеми выразительными богатствами языка. И когда Уайт
пишет о Стэне Паркере: "Рука была ему подвластна, она могла выразить
замурованную в нем поэму, для которой не существовало иной возможности
вырваться на волю", потому что "нежными словами... он не владел", он пишет
не об одном, но о многих Паркерах Австралии. И в строгом соответствии с
истиной показывает, как такая бессловесность ограничивает духовный горизонт
человека, изолирует его от достижений национальной и мировой культуры
(знаменательная деталь: кроме школьных учебников да Библии, Эми за всю жизнь
не прочла ни одной книги). А это в свою очередь порождает пассивность
разума, которая ведет к недоразвитости гражданского сознания.
Таков, по всей видимости, итог художественного экскурса, предпринятого
Уайтом к истокам столь для него неприемлемой безмятежности "среднего"
австралийца. "Средний" австралиец многолик в книге Уайта. Это и
второстепенные персонажи: пропойца О'Дауд, которому на все и вся наплевать;
симпатичный хозяин конюшен мистер Бурк, не видящий дальше собственных
лошадок; взбалмошная почтмейстерша миссис Гейдж и многие другие. Это и дети
Паркеров: Рэй, сгинувший в погоне за миражем неслыханной австралийской
удачи; Тельма, которая даже в замужестве не попала в число избранных и в
минуты беспредельного самобичевания готова признать, что бриллиантики-то у
нее - маленькие. Но прежде всего и главным образом это - сами Паркеры,
трудовой костяк и опора нации.
"Безъязыкость" Паркеров имеет в романе и второй, более глубокий смысл,
связанный с философской проблемой, над которой автор бьется от книги к
книге: может ли слово, или, обращаясь к термину физиологии, вторая
сигнальная система, выразить человеческий опыт во всей его истинности и
целокупности. Уайт полагает, что нет. Тютчевское "Мысль изреченная есть
ложь" распространяется им и на чувство, которое так же невозможно передать
словом, и даже на тот внутренний диалог, что человек ведет с самим собой на
протяжении жизни: "Каждый поглощен своей тайной, которую не в состоянии
разгадать".
Это убеждение вытекает из представлений Уайта о некоем верховном
таинстве бытия, абсолютной гармонии, которую человеку дано постичь лишь
интуитивно, путем озарения, ибо чувства, слова и сама вера тут бессильны. С
Уайтом можно спорить о методе и границах познания истины, но нельзя не
отдать ему должного: как мастер, работающий со словом, сам он сделал все,
что мог, чтобы выразить невыразимое.
В этом, то есть в постижении высшей правды жизни, непосильном для
обычного человека, заключается, по Уайту, долг и право на существование
художника-творца. Творческий акт, считает писатель, есть цепь озарений, и
поэтому художник обязан своим ремеслом "выговориться" за других и для
других, передать людям открывшуюся ему истину. Так возникает в романе тема
художника - как контртема "безъязыкости" Паркеров, и не случайно в сюжете
книги впечатление, которое производят на Эми картины мистера Гейджа,
покончившего с собой мужа дуры-почтмейстерши, остается для нее единственным
в жизни эстетическим переживанием.