Алекс Рудер
Генетический дефект

ЧАСТЬ 1. МАТЬЮ

Матью открыл глаза и пробежал взглядом по противоположной стене. Солнечный зайчик находился в пяти сантиметрах от левого края маленькой старой картины, висевшей посередине стены. Восемь с минутами, Матью не шевелясь впился глазами в зайчик, все сообщения утренней электронной почты уже получены. Стандартное время доставки официальных сообщений, восемь утра, уже прошло, и можно быть уверенным, что сегодняшний утренний файл готов к просмотру.

Не тяни, идиот, мысленно сказал он самому себе, у тебя не так много времени, как тебе бы хотелось. Но ни один его мускул не двинулся, а взгляд по-прежнему не отрывался от светлого пятна на стене, неуловимо медленно подбиравшегося к раме картины. Матью вспомнил старую игру Кэрол. Когда они поженились и переехали в эту квартиру, она любила в выходной день, только проснувшись, определять время по солнечному зайчику не глядя на часы. Сначала они загадывали время, а потом долго со смехом спорили, кто из них был точнее. Постепенно оба достигли совершенства в этом искусстве, и когда счет пошел на секунды, Кэрол это наскучило. Матью был поражен, когда одним утром Кэрол вдруг оборвала игру, коротко бросив: “Надоело”. Он не нашелся, что сказать, беспомощно ткнулся носом ей в плечо, зарылся лицом в волосы, промолчал, потом схватил ее зубами за шею чуть пониже уха, зарычал, как рассерженный барбос, легонько сжал зубы и, не успела Кэрол опомниться, одним прыжком скрылся в ванной.

К удивлению Матью, Кэрол возобновила игру через некоторое время, но теперь она пыталась по положению зайчика определить, что готовил ей предстоящий день.

Постепенно она пришла к выводу, что зайчик слева от картины сулит мелкую суету и хлопоты, а если уже перешел картину и находится справа, то ленивое безделье и сибаритство. Самое интересное происходило, когда светлое пятнышко гуляло внутри картины. Это был старый кусок ткани, натянутый на картон, с изображением дерева без листьев и без всякого фона. Если на нем раньше и были краски, то выцвели, и оставшееся голым дерево раскинуло от толстого ствола коричневые ветви на все полотно. Рамка была простенькая, мореная, коричневого цвета, старая, неоднократно чиненая. Картина не представляла никакой ценности, но это была единственная вещь, оставшаяся Кэрол от деда. Кэрол любила время от времени покупать картины. На что-то дорогое и существенное не было средств, то есть всегда находилась какая-то более насущная трата, и поэтому, ни одна их картина не представляла особого интереса для настоящего коллекционера.

Кэрол как-то обронила, что дед купил эту картину у случайного прохожего, приставшего к нему на улице и просившего за нее цену, эквивалентную бутылке водки или виски. Дед сменил много стран, и Матью затруднился бы вспомнить его происхождение. Эта картина была единственной из всех, которой Кэрол открыла доступ в спальню. Когда дед, незадолго до смерти, созвал внуков к себе в кабинет, прежде совершенно недосягаемый для детей, и разрешил им взять все, что понравится, Кэрол была единственная девочка среди полдюжины сорванцов. Переждав восхищенное “А-х-х” мальчишек, дед молча кивнул Кэрол, предоставляя ей право первого выбора. Одиннадцатилетняя Кэрол, очень мало знавшая деда, отчасти побаивающаяся его, отчасти притягиваемая к нему постоянным запахом табака, которого не было в доме ее родителей, молча сняла с полки картину и также молча удалилась, оставляя братьям и кузенам желанные сокровища.

Кэрол гадала по ветвям и солнечному зайчику. Каждая ветка означала интересную или скучную встречу, праздник, сюрприз и так далее. Временами Матью ловил себя на том, что подыгрывал Кэрол. Он загодя покупал и прятал какой-нибудь пустяк, и когда, после расшифровки положения зайчика, она приходила к заключению, что ее ждет подарок, Матью легко, как Дед Мороз, осуществлял утреннее предсказание к обоюдному восторгу.

Игра прервалась второй раз почти также неожиданно, как и в первый. Кэрол нагадала себе приятный сюрприз — когда она открыла в то утро глаза, зайчик расположился на самой лучшей и приносящей удачу ветке. Когда через полчаса мягко засвистел телефонный звонок, Кэрол рванулась к трубке, и ее громкое, полное надежды “Алло-у” заставило Матью рассмеяться. Еще через минуту Матью, почувствовав неладное, вошел в спальню и увидел остановившиеся глаза Кэрол.

Кэрол не двигалась и не отрывала взгляда от картины. Она молча прижимала к уху телефон, слушая кого-то на другом конце.

— Что? — спросил Матью почти шепотом, почувствовав ее легкое движение.

Кэрол, не глядя на него, протянула трубку одним коротким движением. Мать Кэрол еще раз повторила ему, что отец час назад поскользнулся на ступеньках у входа в дом и ударился головой о поручень. Мать звонила из приемного покоя. Позже выяснилось, что все обошлось, и сотрясение мозга прошло бесследно, но Матью навсегда запомнил остановившееся лицо Кэрол. Она как-бы окаменела, превратилась в манекен на три дня и не произносила ни слова за все это время. С тех пор Кэрол ни разу не играла с солнечным зайчиком. Игра кончилась второй раз и fireer.

Через несколько лет Матью практически забыл об этой странной игре, но этим утром все с ней связанное вдруг пробежало за те минуты, пока солнечный зайчик не коснулся левого края картины.

Кэрол не пошевелилась. Матью встал, накинул халат и, сделав несколько шагов к двери, обернулся и посмотрел на нее. Кэрол лежала на спине неподвижно. Ее глаза были широко открыты, но это был совершенно застывший, ничего не видящий взгляд.

Кэрол не видела ни картины, ни Матью, ни единого из окружающих ее предметов.

Матью плотно закрыл за собой дверь спальни, глубоко вздохнул и направился в кабинет. Взяв со стола PTPIC, он вставил его в специальный карман их домашнего терминала и вызвал просмотр утренней электронной почты.

Компьютер ответил предостерегающей трелью. Как утверждал Сэм, школьный приятель Матью, эта трель в незапамятные времена издавалась одной из первых антивирусных программ при обнаружении подозрительного объекта. Сэм откопал ее во время одной из своих постоянных экскурсий в старые компьютерные архивы. Он был настоящим фриком и любил говорить, что современными средствами может написать недурную программу даже самый последний дебил. Преклоняясь перед первым поколением программистов, умудрявшихся программировать, как говаривал Сэм, на счетах, он сам находился в постоянном поиске старых забытых идей, не нашедших когда-то применения из-за бедности средств. Откопав этот душераздирающий звук, Сэм, шутки ради, отправил его в INSC, объявившую некстати конкурс на лучшее звуковое предупреждение о сообщении особой важности. Фото ехидно усмехающегося Сэма появилось в JINSC, а самому ему был выдан почетный диплом. Диплом занял свое место в Сэмовой коллекции, а его репертуар пополнился новой байкой. “Особо важное, строго персональное сообщение”,- гласила надпись на экране, — адресат: Матью Фрэнки. Матью автоматически нажал «ввод». Компьютер снова издал противный звук, после чего на экране появилась следующая надпись: “Дактилоскопическая идентификация, пожалуйста”. Матью вздрогнул. Это было последнее, чего он мог ожидать. Поколебавшись секунду, Матью протянул руку, медленно положил ее на поверхность сканнера и слегка прижал.

Матью несколько раз проходил ДИ, и каждый раз это было по вполне обычным и официальным поводам. В восемнадцать лет, когда он впервые пришел в местное отделение INSC, чтобы получить свой первый PTPIC, первый же встретившийся ему клерк проводил его к начальнику отделения и, хлопнув по плечу, исчез. Начальник, вынув из сейфа новенький PTPIC, проводил юношу в соседнюю комнату, в которой стоял один единственный терминал. Вставив PTPIC в предназначенный для него карман, начальник напыщенно пожелал Матью успехов и тоже хлопнув по плечу, удалился. Матью покоробило, — это было неслыханное нарушение всех возможных приличий. Через несколько лет, получив диплом компьютерного биохимика и поступив на работу в BGTI он понял, что там, где начинается INSC, кончаются права личности, и тем более он не принадлежал себе в BGTI. Матью давно забыл все те идиотские вопросы, на добрую сотню которых он ответил, получая свой первый PTPIC, но в самом конце на экране появилась та же фраза: “Дактилоскопическая идентификация, пожалуйста”, под которой следовала инструкция о пользовании сканнером.

После той, самой первой ДИ, последовало еще несколько: при поступлении в университет, при открытии специального банковского счета, при подписании нескольких контрактов, где, как он думал, ДИ была только пустым требованием адвокатов, и, конечно, при поступлении на работу в BGTI. Никогда в жизни Матью не получал сообщений электронной почты, требовавших дактилоскопической идентификации. Даже на работе, имея практически неограниченный доступ к информационным базам, он ограничивался своим личным кодом.

— Матью, извините за неудобство, — компьютер сменил гнев на милость, и Матью снял руку со сканнера.

— Персонализация компьютерных сообщений, — автоматически отметил он, разрешая аппарату продолжать.

— По получении данного сообщения Вам следует незамедлительно явиться в приемную фирмы BGTI. Конец сообщения.

Матью опустился на стул: он слишком хорошо понял значение этой единственной фразы на экране. Теперь его очередь, у Кэрол все в порядке. Непроизвольно Матью потянулся к клавиатуре и набрал CTRL-ALT-F-R-O-M секретный код, который в припадке пьяной откровенности выболтал Сэм. Матью вспомнил многозначительную серьезность Сэма, выболтавшего мелкий секрет INSC, обнаруженный им в одном из архивов открытого доступа. По этому скрытому ключу на экране должны были появиться полные данные отправителя сообщения: кто, когда, откуда, и, главное, что интересовало Матью, куда направлены копии.

— ACCESS DENIED, — промелькнула на мгновение надпись на экране, после чего все вернулось на исходные позиции.

— Черт! — выругался Матью.

Он прекрасно понимал, что получение скрытых данных никак не изменит ни его судьбы, ни его последующих действий, но тот факт, что постоянно до сего времени работавший пароль не подействовал, больно уколол его. Матью, поднимаясь, привычным движением нажал “EJECT”, и PTPIC, почти неслышно урча, выехал в его подставленную ладонь. Матью не глядя бросил его в раскрытый кейс и направился обратно в спальню.

Кэрол находилась все в той же позе, но на этот раз ее глаза впервые за последнюю неделю встретились с глазами мужа.

— Наконец-то, — раздраженно проговорил Матью, — наконец-то ты меня стала замечать, — Матью знал, что даже через плотно закрытую дверь нельзя не услышать трель компьютера. — “С”,- Матью выдержал паузу.

— У тебя “С”,- вторая пауза тянулась чуть дольше. — Я практически уверен, что у тебя “С”,- голос Матью звучал все громче с каждой фразой.

— Теперь моя очередь. Но, в отличие от тебя мне не видать “С” как своих ушей!

Можешь радоваться! Скажи что-нибудь!! А?!!.. — Матью запнулся на полуслове, он заметил сузившиеся глаза Кэрол.

— Сволочь, — обругал он себя.

Кэрол ожидала результатов теста ровно семь дней — максимально допустимый срок.

За эти семь дней она не проронила ни слова, и ни разу их глаза не встретились.

Фактически, Кэрол ожидала приговора. Это для простых смертных этот анализ назывался “Общий Биогенетический Тест”. Матью, будучи компьютерным биохимиком, работая в BGTI, имел непосредственное отношение к его разработке. Став впоследствии экспертом, он прекрасно понимал, что этот, так называемый, “тест” был абсолютной генетической проверкой, и финальный результат “С”, то есть “conform”, означал жизнь, а “NС” — “not conform” — практически полное отсутствие медицинской страховки, а для новорожденных, во многих случаях, лишение права на жизнь.

Компьютер анализировал каждый без исключения участок ДНК и каждый ген, последовательно сравнивая его с данными Всемирной Генетической Библиотеки.

Каждый ген имел свой весовой индекс и получал оценку “да-нет”. После суммирования определялся итоговый результат, который тоже не имел полутеней: “да-нет” или “С-NС”. Заключение, согласно стандарту, выдавалось через четыре — семь дней и состояло из одной единственной фразы: “Вы прошли РВГТ с результатом “С-NС”, согласно закону о биогенетическом тестировании”. При отрицательном результате предлагалось срочно прибыть в BGTI, где в присутствии адвоката выдавалось официальное уведомление, что с настоящего момента сокрытие результата теста являлось, в предусмотренных законом случаях, уголовным преступлением.

Также выдавался обширный перечень учреждений и должностных лиц, имевших по закону право на получение информации о тестировании.

Расшифровка результатов теста никогда и никому не предоставлялась. Сам тест занимал от силы шесть часов компьютерного времени, а остальное уходило на просмотр и визирование результатов двенадцатью случайным образом отобранными экспертами — специалистами BGTI, в число которых входил и Матью. Вместе с дипломом эксперта он получил право на получение полных результатов экспертизы, как своих собственных, так и всех ближайших родственников. Матью знал, что ровно в 9 утра раздастся звонок в дверь, и один из посыльных BGTI передаст ему многостраничный отчет Кэрол. Он знал также, что посыльный будет ждать в машине, пока Матью не спустится с отчетом вниз, не сядет в машину и не даст сигнал отправляться в BGTI. До получения утренней электронной почты он не знал только одного: отправится ли Кэрол вместе с ним, или останется дома. Теперь же, последние сомнения Матью исчезли — Кэрол получила “С”, и он отправится в эту поездку один. И еще, очень мало шансов на возвращение его, Матью, на работу в BGTI.

— Мат, почему ты не пошел до конца? — голос Кэрол звучал достаточно громко, но Матью показалось, что он не расслышал.

— Что? — машинально переспросил он.

— Мат, ты не пошел до конца, а ведь наша жизнь разрушена, Мат, — Кэрол произнесла всю фразу очень ровно, не выделяя ни единого слова, но “наша жизнь” ударила Матью по перепонкам.

Кэрол не делала никакого различия между своей и его судьбой. Матью вдруг осознал, что за неполных шесть лет их совместной жизни он никогда не говорил “мы”, а только “Кэрол и я” или “я и Кэрол” в зависимости от момента. Кэрол же всегда и везде, к месту и не к месту говорила “мы”, причем любого другого на ее месте давно засмеяли бы все их общие приятели.

— Я все тебе рассказал, Кэрол, — Матью с трудом избежал слова “объяснил”.

— Выл шанс, Матью, — голос Кэрол не поднялся и на четверть тона.

— Какой, к черту, шанс!! — Матью сорвался на крик, — был дохлый номер!

Кэрол промолчала, и он сделал шаг и протянул руку к дверце шкафа.

— Твой сын, — Кэрол медленно выдавила слова, — Д-д-дохлый.

Матью сидел в спецмашине BGTI. Водитель, он же посыльный, был отделен от него перегородкой. Фактически это была машина инкассаторов, но специально приспособленная для нужд BGTI. Пассажир не мог самостоятельно покинуть машину, все управление дверями находилось в кабине водителя. В случае каких-то неожиданностей в дело мог вмешаться диспетчер BGTI. Рядом с Матью на сиденье лежал уже подписанный и утвержденный тест Кэрол. Матью подписал его поверх титульного листа, так как места для подписи родственников предусмотрено не было.

— Надо же, — подумал Матью, — 99 процентов “С” и меньше чем 0.2 процента “NС”.

Это был едва ли не лучший тест, который он видел за все время выполнения обязанностей эксперта. Почти абсолютный результат. Но этот результат сводил почти к нулю его, Матью, шансы пройти тест. Он втайне надеялся избежать этой процедуры, а в результате он потерял Кэрол навсегда. Он рассказал ей почти все, и Кэрол почувствовала, что главное он утаил. Она также почувствовала его страх, страх в первую очередь за себя, за результаты собственного теста и за карьеру.

Шесть лет назад, когда Матью и Кэрол объявили о помолвке, Матью позвонил отец.

Полупросьбой — полутребованием он вызвал сына для “очень серьезного”, как он выразился, разговора. Матью подумал тогда, что отец с матерью будут возражать против его очень быстрой женитьбы, они с Кэрол не были знакомы и полугода, и, заранее предвидя такой оборот событий, приготовил длинную речь. Все оказалось совсем не так. Сидя в машине по дороге из аэропорта, родители очень подробно расспрашивали Матью о Кэрол и, казалось, совершенно не возражали против его брака. Однако оставалась некая напряженность, Матью чувствовал это. Главный разговор был впереди.

Войдя в дом, отец кивнул Матью на кресло, а сам подошел к бару и плеснул коньяк на дно трех рюмок. Они молча сделали по глотку, после чего отец поставил рюмку, откинулся на спинку кресла и пристально посмотрел на сына.

— Я не хотел говорить по дороге, — начал он, — но и тянуть дальше нет смысла.

Сэнди не родная твоя мать. Моя первая жена и твоя мать умерла через полгода после родов. Ты практически ее не знал. Сэнди усыновила тебя, когда мы поженились, тебе тогда было около двух лет. Когда ты впервые ее увидел, ты закричал: “Мама”, чем в какой-то мере решил нашу судьбу. Сэнди стала тебе настоящей родной матерью, и мы дали себе слово никогда не выдавать нашу тайну. В доме не осталось ни одной фотографии твоей матери — они лежали все время в банковском сейфе.

— Почему сейчас? — Матью рассмеялся, — что сломало железную клятву? Вы же понимаете, что ничего не изменилось. Только для того, чтобы сообщить мне страшную тайну, ты сорвал меня с места и заставил отправиться за 5000 миль?

— Матью, ты компьютерный биохимик, — продолжал отец, — тебе не надо напоминать, что два года назад была принята поправка о генетическом тестировании.

В первый момент Матью не сообразил, о чем идет речь. Он даже сделал возмущенный жест, так как никогда не входил даже в группу КФ генетического риска, но мгновением позже понял, куда клонит отец.

— От чего умерла моя мать? — вопрос Матью прозвучал глухо и тихо.

— Рак, скоротечная форма, — Сэнди сказала это нехотя, после затянувшейся паузы.

Она поднялась и вышла из комнаты. Тишина возобновилась.

Вихрь мыслей закружился в голове Матью. По закону о генетическом тестировании было определено шесть групп риска от RA до RF по возрастающей. Отец, насколько Матью было известно, не входил не в одну из групп. Рак, да еще скоротечный — это серьезно, это означало, что Матью попадает в одну из групп: RC или RD автоматически. Между этими группами проходила граница, обязывающая всех, принадлежавших к группе RD пройти тестирование в обязательном порядке, после чего определялась генетическая группа GA — GF или “NC”. Родная мать Матью тестирования проходить не могла, значит — группа RD. Отец не знал всех положений закона, если бы он знал, то разговор состоялся бы два года назад. Супруги, вступающие в брак, обязаны пройти перекрестное тестирование, если они составляли пару RA — RB и выше. RA — RA или R0 — RB освобождались от проверки. Матью никогда не заводил разговор с Кэрол на эту тему, но женитьба мгновенно отошла на второй план. Строгие правила допуска в BGTI обязывали всех сотрудников и претендентов уже начиная с RB проходить полное тестирование, в результате которого определялась генетическая группа с префиксом G-. Получившие оценку GC предельно ограничивались в допуске к информационным базам или увольнялись, с группой GD и выше просто не разговаривали. Сам по себе факт сокрытия сотрудником принадлежности хотя бы к группе RA был серьезным нарушением, но так как Матью получил информацию только сейчас, он, при положительных результатах теста, смог бы замять дело и не вылететь с работы. Однако на продвижении по службе можно было бы поставить крест — Матью застревал навсегда на своем нынешнем уровне.

Всего этого отец знать не мог.

Матью поднял голову и встретился взглядом с отцом.

— Я мало что в этом смыслю, Матью. Тебе, как специалисту, лучше знать, что делать. Никогда и никто, кроме нас с Сэнди, не знал и не узнает об этой истории.

Да и с тобой я не собираюсь возвращаться к этому разговору. Поступай, как считаешь нужным, но я прошу тебя только об одном: подумай, в первую очередь, о Кэрол.

Матью сразу не нашелся и промолчал. С каждой минутой все труднее было возобновить разговор. Матью опять погрузился в раздумья, и отец не прерывал его мыслей. Больше они никогда не обсуждали эту тему.

Матью задержался у родителей почти на два лишних дня. Он не хотел начинать разговор с Кэрол до принятия решения им самим. Многократно он прокручивал разнообразные варианты и сценарии, и в конце остались лишь две противоположности: ничего никому не говорить, — на отца положиться можно, это Матью знал наверняка. Альтернатива — вернуться в BGTI и пройти тест. Оба варианта сулили риск, но если первый сулил риск в отдаленном будущем, только при рождении ребенка, который, Матью был уверен, пройдет, по крайней мере, экспресс-тестирование, то второй сулил поставить точку на нем уже завтра. Выл еще третий вариант — обратиться в частную фирму в анонимном порядке и пройти тест там, но Матью отбросил его по двум причинам. Во-первых, стоимость частного тестирования выражалась астрономической суммой, которой у него не было в любом случае, а во-вторых, его знали как эксперта все, имеющие отношение к проблеме, и анонимность исключалась. Даже если ему сделают огромные скидки, то в дальнейшем он находился бы заложником, всегда уязвимым для шантажа или вымогательства услуг не вполне законного характера. Третий вариант Матью отбросил почти сразу.

— Значит, или-или, — Матью прокручивал снова и снова все альтернативы.

Он вспомнил одну из самых первых лекций по компьютерной биохимии. Собственно это была еще не сама специальность, а один из ее многочисленных вводных курсов, который назывался “Социальные аспекты компьютерной биохимии”. Это было за несколько лет до принятия “Поправки о тестировании”, и большинство студентов считали возникающие проблемы скорее чисто психологическими, чем социальными.

Курс расценивался как нечто случайное и анекдотическое, и Матью не мог припомнить сейчас почти ничего из тех лекций. Лишь одна из них вызвала всеобщий интерес и споры. Речь зашла тогда о возникновении самого понятия “Компьютерная биохимия”, история которой началась с уголовного дела.

Незадолго до той истории успешно завершился второй этап самого обширного и фундаментального проекта генетики и молекулярной биологии под названием “Геном — 2”. Проект “Геном — 1”, начатый за тридцать лет до этого и продлившийся около двенадцати лет, дал полную расшифровку структуры ДНК. Выла создана фундаментальная генетическая библиотека, содержавшая данные обо всех без исключения человеческих генах. На этот проект работало огромное количество ученых во всех странах мира, и результат был поистине колоссальным. Данными из библиотеки могли пользоваться все генетики планеты безо всякого ограничения, и это послужило толчком к еще более быстрому развитию генной инженерии. Почти сразу же после триумфального окончания “Генома — 1” была начата следующая его часть, преследовавшая еще более дерзкую цель: создание библиотеки генетических дефектов. Несмотря на огромный опыт, накопленный во время работы над первой частью, вторая потребовала на порядок больше затрат и продолжалась без малого двадцать лет. Конечно, закончить работу такого рода было принципиально невозможно, но, постепенно, практически все известные генетические дефекты были описаны и классифицированы.

Первые операции генетической коррекции начались за долго до начала “Генома — 2”, а после этого их количество стало лавинообразно нарастать. Появился банк генных имплантов, доступный для широкого пользования. Генетика собиралась праздновать победу над наследственными болезнями, когда появились первые предостерегающие сообщения. Сначала, как всегда, их было слишком мало, и от них просто отмахивались, но постепенно поток судебных исков против врачей и генетиков, производивших имплантации, стал слишком большим. Операции с имплантами потребовали запретить в законодательном порядке, пока не появится возможность с гораздо более высокой степенью надежности предсказать результаты генной коррекции.

Данных для анализа последствий операций было все еще очень мало, однако больные, излечиваясь от одних заболеваний, приобретали другие, несмотря на то, что хорошо известные генетические причины отсутствовали. В конце концов, FDA запретила все операции замены и имплантации участков ДНК, кроме особых случаев. Еще через некоторое время был резко ограничен круг пользователей генетических библиотек.

Отныне доступ к базам данных имели только считанные специалисты. Позже и этого оказалось мало, что привело к сужению допущенных к работе с генетическими данными до минимума. Получить разрешение INSC на право работы с базами стало слишком затруднительно, и реакция последовала мгновенно. Появились “генетические хакеры”, продававшие за немалую мзду информацию различным генетическим фирмам.

INSC боролась с хакерами всеми доступными средствами вплоть до частных детективов и не совсем законных облав.

Случай, о котором рассказал тогда аудитории лектор, был полуанекдотический. Один из крупных мировых ученых-биологов, имевший неограниченное право пользования всеми генетическими библиотеками, попросил своего сына, специалиста по обработке супермассивов информации, помочь ему сократить время поиска и сортировки необходимых для его исследования данных. Молодой программист охотно согласился, тем более, что это совпадало с его собственными профессиональными интересами.

Очень скоро он нашел, что генные библиотеки, будучи классическими супербазами, являются практически идеальным полигоном для проверки его собственных идей. Все, что его интересовало, это сравнение времени работы различных алгоритмов и различных пакетов и систем при одних и тех же операциях с супербазой. Смысл поставленных условий задач никакого значения не имел — главным в исследовании было придумать что-нибудь требующее как можно больше производимых операций.

Юноша, естественным образом, продолжал пользоваться паролем отца. Ни одна живая душа никогда не узнала бы о проделках юного гения, если бы он не решил опубликовать результаты своего труда. Статья увидела свет в одном из узкоспециальных компьютерных журналов, который лег на стол чиновника INSC.

Молодой человек и не отпирался. Против него возбудили показательное уголовное дело, мгновенно занявшее первые страницы ведущих газет, так как судить “преступника” по существу было не за что из-за отсутствия преступных намерений.

К тому же, по единогласному мнению экспертов-генетиков, все формально сформулированные программистом-математиком варианты псевдозадач представляли собой абсолютную биологическую чушь. Дело не сходило с экранов ЕМ и со страниц газет в течение нескольких недель, поднялась мощнейшая волна протестов в защиту молодого ученого.

Популярность узника была чрезвычайная. В кругах биологов и генетиков распространились сотни анекдотов о программистах, приблизительно повторявших те бессмыслицы, которые были приведены в качестве абстрактных примеров в злополучной статье. Юношу, в конце концов, оправдали полностью, но за ним не могла не закрепиться слава лучшего генетика среди программистов и лучшего программиста среди генетиков. Дело о программисте постепенно забылось, анекдоты вышли из моды, но часовой механизм, заложенный в статье, продолжал незаметно тикать.

Среди примеров, приводившихся экспертами в качестве предела абсолютной бессмысленности, был и такой: предлагалось найти гипотетическую пару мужской и женской хромосом, которые в результате слияния обладали бы потенциальной возможностью генерировать структуру, аналогичную структуре вируса СПИДа. В статье, между делом, упоминалось, что несколько пар действительно были найдены.

Абсурдная идея запала в голову одному из генетиков, работавшему над проблемами СПИДа, так и не решенными к тому времени, однако все его попытки получить от юноши какую-либо дополнительную информацию наталкивались на упорное нежелание даже упоминать старое дело. Неожиданно, обращение одной из ведущих в исследовании СПИДа лабораторий в INSC было рассмотрено положительно, и все изъятые по делу материалы передали для целей исследования.

Бомба взорвалась через полтора года. В лаборатории поставили классический опыт: синтезировали ДНК с предсказанной структурой, провели имплантацию в мужскую и женскую половые клетки, которые в последствии оплодотворили. Один из дюжины зародышей был носителем ВИЧ!! Поднялась настоящая буря. Опыты повторили десятки других лабораторий, и в большинстве случаев результат не подтвердился, но самое интересное, что зарегистрировали СПИД еще у двух пар из полутора десятков теоретически предсказанных. В итоге было показано, что существует вполне определяемая вероятность генерации вируса в организме, обладающем определенной генетической структурой, при варьировании некоторых условий проведения эксперимента. Но уже никто не сомневался в главном.

Поднявшийся смерч бушевал и сметал все на своем пути. Рушились десятилетиями создаваемые теории, многие направления оказались тупиковыми. Лихорадочно отыскивались новые пути проникновения в человеческий организм. Математики, в свою очередь, стали острить на биогенетические темы. На главного виновника событий посыпались самые заманчивые предложения работы, но он выдержал все атаки, одно упоминание прошлого дела вызывало дрожь. Ему сулили баснословные заработки и условия только за удовлетворение страсти к абстрактному моделированию, но тщетно.

До Матью дошел, наконец, смысл этого упорства. Среди огромной пирамиды последствий, вызванных описываемой историей, был один маленький законодательный камень преткновения: INSC совместно с FDA провели очередную поправку к закону о допуске к биогенетическим базам. Отныне, любое нарушение правил пользования, допуска, формальной бюрократии и т. д. в независимости от обстоятельств, включая и форс-мажорные, каралось очень строго в административном, а не судебном порядке.

Апеллировать стало не к кому, фемида стала быстрой и беспощадной. Матью понял, что он загнан в угол — кроме внутренних правил BGTI, он нарушил законы INSC и FDA, а здесь ни один человек в мире за него не заступится. Внезапно открывшиеся и неизвестные ранее обстоятельства значения не имели. По закону, он обязан был принять все меры к тому, чтобы исключить данную ситуацию. Матью понял, что никто в BGTI не решится скрыть от INSC тот факт, что обладатель группы риска RD имел неограниченный доступ ко всем генным библиотекам. Матью передернуло. Второй вариант означал, что он должен начать жизнь сначала. Годы учебы и интенсивной работы шли насмарку. Подающий надежды ученый превращался в персона-нон-грата в своей среде. Молчание же означало шанс, что его тайна никогда не раскроется, что он будет продолжать взбираться по служебной лестнице BGTI.

Матью сделал выбор в пользу первого варианта.

Шофер вез Матью по привычному маршруту. Вот уже почти шесть лет, с тех пор как он женат, Матью каждый день ездил одной и той же дорогой. Посыльного Матью знал, это был, пожалуй, самый симпатичный парень из отряда, работавшего с BGTI. Каждый из экспертов имел двенадцать часов на визирование результатов тестов, и на это время к нему прикреплялся шофер, так как, в случае неясностей или сомнений, приходилось лично, как того требовала инструкция, ездить и проверять дополнительные данные. Матью очень редко пользовался служебной машиной — дополнительные исследования не поощрялись, то есть официальных инструкций не существовало, но негласные правила требовали от экспертов решения на базе основного отчета.

Парень нравился Матью, и он всегда приглашал его в дом подождать, пока просмотр и визирование будут закончены. Обычно тот вел машину быстро, на пределе разрешенной скорости, но на этот раз он не спешил, словно почувствовал напряжение Матью. Матью бросил взгляд на небрежно валявшийся рядом с ним на сиденье том с жирно напечатанной фамилией “Фрэнки”. Обычно он никогда не просматривал материалы в машине, не открывал и не упоминал имен тестируемых. На этот раз он был слишком не в себе, чтобы обращать внимание на такие вещи.

Машина остановилась на светофоре, и в тот же момент разделяющее стекло бесшумно поехало вниз.

— Хотите круг по городу, мистер Фрэнки? — голос шофера прозвучал для Матью неожиданно и вывел из глубокого раздумья.

— Да, пожалуйста, у меня есть еще около часа. — Он знал, что водитель нарушает правила, однако это было очень кстати, и, кроме того, дало Матью толчок.

Он все-таки был экспертом. Он пока еще оставался экспертом.

Матью считался в BGTI одним из лучших специалистов по экспертизе, плюс его должность в отделе QA придавала ему дополнительный вес. Посмотрев на фантастически высокий результат Кэрол, он даже не раскрыл увесистый том, теперь он решил бороться, использовать каждую возможность, каждую законную зацепку.

— Выл же шанс, Мат, — звучал у него в ушах голос Кэрол.

— Может быть не поздно, — на секунду мелькнуло у него в голове, — хотя, врядли, ребенка уже, скорее всего, не спасти.

Матью потянулся к лежащему рядом отчету. Быстро сдаваться он был не намерен, и решил как следует подготовиться к бою. Матью открыл отчет на первой странице. В графе “Побудительные причины исследования” стояло: “Отрицательный результат Говарда Фрэнки, отношение к исследуемой — сын”. Матью откинулся на спинку сидения. Он снова начал прокручивать события последних дней, но постепенно его мысли стали возвращаться все дальше и дальше в прошлое. Матью вспомнил, как он летел домой после визита к родителям.

После первого смятения и паники оптимизм возвращался к нему.

— Собственно, не все так мрачно, дружище, — сказал он себе, — стратегия твоей будущей жизни предельно проста: никаких детей. Вполне возможно, что придется усилить исходное условие: никакой женитьбы. Здесь Матью впервые за все время вспомнил о Кэрол.

— Может быть еще усилить ограничения: никаких баб? — Но это уж слишком, — Матью рассмеялся, — достаточно и базисного варианта.

Он стал обдумывать неизбежный разговор с Кэрол, но чем дальше он думал о предстоящем объяснении, тем более сложной казалась его задача. Раскрывать истинную причину невозможности иметь детей Матью не собирался никому, в том числе и Кэрол. Он понимал, что Кэрол никоим образом не удовлетворится только его словами. Если не упоминать причины, то она просто не поймет, в чем дело, но и раскрыться он не имел права.

— Сказать просто, что я никогда не смогу иметь детей? — продолжал думать Матью. — Но тогда Кэрол потребует совсем не нужных визитов к врачам и обследований, которые, в лучшем случае, ничего не покажут, а, в худшем, обернутся для него катастрофой.

— Исчезнуть из жизни Кэрол — лучший способ, — Матью вспомнил, что у него больше двух месяцев неиспользованного отпуска. — Отлично, завтра же он срочно возьмет все ему причитающееся под предлогом, что должен сидеть с больным отцом, а сам исчезнет куда-нибудь на Гавайи. На два месяца. В конце концов, он пошлет Кэрол телеграмму, а потом напишет что-нибудь.

Стюардесса принесла последнюю порцию виски. Матью сделал глоток и почувствовал, как напряжение последних дней отпустило его.

— За новую жизнь! — воскликнул он мысленно, — за новую, вечно холостую, жизнь.

Матью сошел с трапа самолета в приподнятом настроении. Кризис казался ему позади. Решения приняты, оставалось только неукоснительно следовать спасительной стратегии. Он вышел на стоянку и отыскал свою машину. Надо подумать, куда ее деть на время его отсутствия, два месяца в аэропорту выльются в кругленькую сумму. Матью запустил двигатель и неторопливо двинулся к дому.

Он вошел в квартиру почти в полной темноте, зажег только одну слабую лампочку над дверью и, бросив на диван дипломат, прошел в комнату. Матью в темноте пересек ее и остановился у окна — панорама ночного города всегда успокаивала его. И сейчас, он несколько секунд смотрел на город, когда за спиной раздался голос Кэрол:

— Случилось что-нибудь?

— Нет, все в порядке, — Матью ответил автоматически, даже не успев ни оценить перемену обстановки, ни подумать о том, что он предпримет дальше.

Он стоял спиной к окну и видел, как Кэрол медленно поднялась с кресла и так же медленно приблизилась к нему.

— Ты давно меня здесь ждешь? — Матью не нашел более глупого вопроса. Он задержался на три дня вместо запланированных полутора.

На лице Кэрол слабо отсвечивали огни рекламы. Она, не ответив, подошла к Матью вплотную и прижалась к нему. Поцелуй обжег Матью, мысли его запутались, и что происходило дальше, он почти не помнил. То есть помнил, но лишь одно свое ощущение: они были близки и раньше, но до того момента в Кэрол была какая-то скованность, она, казалось, не была уверена в нем до конца, не теряла контроль никогда прежде. В тот вечер Матью почувствовал, что Кэрол вверила себя ему, отдала себя, Кэрол, ему, Матью, что в Кэрол родилось “мы”, и что для нее не существует больше двух разных людей, а есть нечто одно, общее, только что родившееся, всеми силами стремившееся к жизни.

Матью так и не поговорил с Кэрол. Ни той ночью, ни утром — никогда. Через короткий срок они поженились, купили дом и стали обычной счастливой молодой парой.

Первые годы они не говорили о детях, но постепенно Кэрол стала возвращаться к этому все чаше и настойчивее. Матью, тем временем, получил диплом эксперта.

Такого рода ситуации, как его собственная, часто проходили через его экспертизу.

Он убедился, что вероятность неблагоприятного исхода действительно очень невелика, и сдался.

Схватки начались днем. Кэрол позвонила ему в офис и сказала, что вызывает скорую. Матью сорвался с места, но когда он приехал в госпиталь, Кэрол была уже в родильном отделении. Присутствовать Матью не хотел. Поздно вечером к нему вышел дежурный врач и сказал:

— Фрэнки, это вы? Сын! Отличный парень, никаких отклонений. Как его записать?

— Говард, — это имя выбрала Кэрол, и Матью ни секунды не раздумывал.

— Спокойной ночи, мистер Фрэнки, можете отправляться спать. — Доктор повернулся и ушел.

Матью поехал домой, строго по предписанию врача. Он налил себе полстакана бренди и мгновенно уснул.

Утром он попытался дозвониться до госпиталя, но ему ответили, что миссис Фрэнки еще не проснулась. Ничего не оставалось, как отправиться на работу. Припарковав машину на своем излюбленном месте, Матью вошел в вестибюль, достал привычным движением магнитную карточку и провел ей по прорези считывающего устройства.

Вместо тонкого подтверждающего свиста раздался низкий, протяжный гудок. Матью, сделавший уже пару шагов от двери, вернулся и провел карточкой еще раз — сбои, не часто, но случались. Однако на этот раз, вместо обычной в таком случае надписи “Error” появилось “Access Denied”.

— Что за глупости? — подумал Матью и направился в Отдел Кадров, ведавший системой учета присутствия сотрудников.

— Доброе утро, моя карточка…,-начал Матью.

— А Матью, привет. Директор звонил с утра пораньше и передал, чтобы вы, не заходя к себе, шли прямо к нему. — Девушка смотрела на него с нескрываемым интересом.

— ОК. — Матью пожал плечами и двинулся в сторону директорского кабинета.

Они были знакомы. От случая к случаю Матью сталкивался с директором на совещаниях, но никогда не беседовал с глазу на глаз.

— Доброе утро, — секретарша сделала Матью приглашающий жест.

Матью вошел и остановился на пороге. Обычный кабинет средней руки клерка, подумал он, директор BGTI мог бы иметь и что-то более приличное. Директор сидел, откинувшись в кресле и заложив руки за голову.

— Садитесь, Матью, — он снял руки с затылка и положил локти на стол. — Я бы должен был поздравить вас с рождением сына, но… — директор набрал в грудь воздух, — …лучше, Матью, взгляните сами… — Директор толкнул толстый отчет генетического теста по столу в направлении Матью.

— Говард Фрэнки, — прочитал Матью на титульном листе. “С” — 82 с чем-то, “NC” — 12.62 процента Матью уперся в эту последнюю цифру. Он почти потерял сознание на мгновение: результат был плохой, то есть не то слово, плохой, он был ужасный. Матью не представлял такого даже в самых черных своих мыслях. Граница “С-NC” находилась на рубеже 87–13 процентов. При “NC” результате, перевалившем за 13 процентов, эксперты были уже не нужны. “NC”счет Говарда остановился в 0.38 от красной черты, и это было ужасно, но не фатально. Фатальным же было то, что процент “С” едва переполз за 82. Компьютер никогда не определял оценки так, что их сумма составляла 100 процентов — был повод для сомнения и неопределенности, поэтому окончательное решение всегда за экспертами. Шкала построена очень просто: 99 процентов и выше — группа “П0”. Граница каждой следующей на 2 процента ниже, 87 — граница между “GF” и “NC”, что практически всегда лишало новорожденного права на существование.

При попадании “С-NC” оценки в границы одной и той же группы сомнений не возникало, если же одна цифра принадлежала одной группе, а другая — соседней, или что еще сложнее, попадала в группу через одну, то включались в работу эксперты. По статистике, неопределенность делилась почти всегда пополам, а это означало, что итоговая оценка Говарда ожидалась в пределах 84–85 процентов, но было несколько случаев, когда вся неопределенность сдвигалась только в одну сторону, вверх или вниз.

— Очень призрачный шанс, — подумал Матью.

Он перевернул страницу. Причина исследования: “Отрицательный результат экспресс-анализа плаценты”. Графа “Approvals” была девственно чиста. Матью сообразил, что кроме него никто отчета не видел, не считая директора, конечно.

Матью поднял голову, и его взгляд встретился со взглядом директора.

— Я знаю, о чем вы думаете, Матью, — директор начал мягко, — о тридцати восьми сотых. Вы лучший эксперт BGTI, Матью, и не мне вам объяснять, что это не шанс, а так, пустая надежда. Ваше право, конечно, настаивать на продолжении экспертизы и даже апеллировать, но… — директор сделал небольшую паузу, — не советую. Отчет напечатан три часа назад, и за три часа я просмотрел его весь. Четырнадцать процентов “NOT” практически бесспорных при расшифровке неопределенностей компьютера. Что означает “практически”, вы тоже понимаете, Матью. Я знаю, что произойдет дальше, если вы будете разбирать отчет лично, — вы получите тот же результат, а после этого, начнете искать слабые пункты у компьютера и найдете их. Истина будет за вами, так как вы найдете и укажете все проблематичные места нашей методики. После этого Матью Фрэнки потребует экспертизы без компьютера и нарушит неписанные правила BGTI. После этого он вступит на тропу войны с двенадцатью ведущими экспертами, что равнозначно самой BGTI. Затем история просочится в прессу, и в результате пострадают все, как BGTI, так и Матью Фрэнки.

— Мне трудно предсказать финал, Матью, но такое развитие событий чревато неконтролируемыми последствиями, и BGTI будет всеми силами препятствовать этому. — Директор продолжал.

— У вас группа R0, Матью, и, думаю, вы примете мой компромисс. Ваша жена обязана пройти тест, это само собой разумеется — подождем его результата, а пока я предлагаю вам подписать этот тест, он ляжет в архив только с вашей и моей подписями, без обычных двенадцати виз. Ни один человек в фирме не будет посвящен в это дело. Подождем результата вашей жены. Я могу обещать, что ее отчет появится сперва на моем столе. Возьмите отпуск за счет фирмы на неделю, вам лучше немного отдохнуть, Матью.

Директор предлагал сделку. Матью сразу понял, куда он клонит: во-первых, избежать скандала, а во-вторых, в обмен на это, Матью ставили в конец очереди — сначала Кэрол.

Матью медленно достал из внутреннего кармана ручку, отвинтил колпачок и подписал отчет Говарда. Так же медленно он убрал ее и встал, не произнося ни слова.

— Спасибо, Матью, я не сомневаюсь, что все будет в порядке, — голос директора был все так же мягок, как и в начале разговора.

Шофер не торопясь вез Матью по городу. Он не выбирал маршрута, просто поворачивал где придется. Машина плавно двигалась в неплотном потоке дневного трафика. Матью начал быстро листать пухлый том отчета Кэрол.

— Идиот, — обругал он себя, — последняя дубина.

Теперь Матью пожалел, что пойдя на поводу у директора, даже не посмотрел, не пролистал результатов Говарда. Директор имел диплом эксперта — он получил его одним из первых, в свое время, но уже довольно давно Матью не встречал его подписи на подобных документах. Матью положился на его слово, поддался на компромисс, в котором звучала как лесть, так и скрытая угроза. Маловероятно, что компьютер сделал фатальную ошибку, хотя возможны весьма спорные оценки, — директор все рассчитал правильно. Матью ругал себя за то, что отступил, при просмотре он бы машинально отметил все важнейшие пункты, вносящие наибольший вес в общий отрицательный результат. Это очень пригодилось бы ему сейчас для определения возможного влияния Кэрол на Говарда.

— Поздно, — сказал он себе вслух, однако продолжал листать отчет.

Он надеялся найти что-нибудь существенное, “Major”, могушее повлиять на гены Говарда и вызвать “усиление”, то есть “NC”оценку гораздо более весомую, чем в генах матери. Для этого было бы полезно хотя бы бегло пройтись по основным результатам отчета сына. Получить отчет из архива, даже на несколько минут, Матью не надеялся. Он вернулся мысленно на неделю назад.

Когда он вышел из директорского кабинета, он плохо представлял, что происходит.

Матью автоматически дошел до стоянки, сел в машину и, так же как и сейчас, начал бесцельно кружить по городу, не выбирая маршрута. Он был настолько погружен в себя, что не видел ни машин, ни светофоров, ни улиц, по которым ехал — казалось, что за рулем сомнамбула. Из этого состояния вывела Матью сирена скорой помощи.

Он развернулся и поехал в сторону госпиталя.

Войдя в вестибюль, Матью направился прямо к окошку регистратора. Медсестра набрала его фамилию на клавиатуре, бросила на него быстрый взгляд и протянула руку к телефону, стоящему отдельно от других.

— Мистер Матью Фрэнки ожидает в приемной, — сказала сестра не набирая номера и не представляясь. Вез обычной улыбки она повернулась к Матью и сказала:

— Одну минуту, сейчас к вам выйдет главврач. Вы можете подождать его там, в кресле.

Матью послушно двинулся в указанном направлении. Опускаясь в кресло, он поймал долгий, сочувственный взгляд медсестры. В другое время он не удержался бы от того, чтобы остаться у окна и перекинуться парой слов. Действительно, чуть больше чем через минуту появился главврач.

— Мистер Фрэнки? — он сделал приглашающий жест, и Матью последовал за ним.

Матью встречал его и раньше, на двух-трех конференциях, но они не были представлены друг другу.

— Прошу, — главврач пропустил Матью в кабинет. — “Фурье”,- вспомнил, наконец, Матью. Они сели в кресла, стоящие по обе стороны от маленького столика.

— Выпьете что-нибудь?

— Нет, впрочем, да, — Матью пошевелился и переменил позу.

Фурье встал, бросил в бокалы лед и плеснул порядочно виски. Вернувшись в кресло, он протянул бокал Матью. Сделав большой глоток, Матью откинулся на спинку. Фурье посмотрел на него внимательно, поставил бокал и спросил почти утвердительно:

— Вы в курсе дела?! — Матью кивнул.

— Я получил утром мейл от вашего директора, — главврач явно почувствовал облегчение. — Очень сожалею и сочувствую. В отношении дальнейших процедур, все уже выполнено. Состояние миссис Фрэнки хорошее, вы, собственно, можете взять ее домой. Если что-то будет беспокоить ее или вас — звоните немедленно. — Фурье поднял бокал и отпил, наконец, бренди.

— Еще? — спросил он, видя что Матью уже прикончил свою порцию.

— Спасибо, достаточно, — тот вяло покачал головой.

— Мы еще ничего не говорили миссис Фрэнки, но она подозревает неладное, — Фурье смотрел на Матью в упор. — Будет лучше, если вы сообщите ей все сами. Вы в состоянии?

— Сукин сын, — подумал Матью, произнося вслух обычное:

— Да, не волнуйтесь, со мной все в порядке. — Не дожидаясь продолжения, Матью встал и пошел к двери.

— Комната 1508. — Сказал Фурье ему в спину, но Матью никак не среагировал.

— Что-то не так, Мат? — Кэрол села на постели, как только он открыл дверь. — Что-то не так?

Кэрол дрожала, и Матью сел рядом на кровать и обнял ее за плечи.

— Скажи мне, Мат, ты знаешь, что происходит? Ты видел Говарда? Что-то не так?

Что с ним? — Кэрол просто трясло.

Матью накинул на ее плечи халат и снова сел рядом.

— Где Говард? Ты его уже видел?

— Нет, — выдавил Матью. Это было первое слово, которое он произнес в комнате.

— Где он, где они его держат? Что с ним, Мат, он умер?

— Нет, — повторил Матью, — не думаю…

— Матью, ты с кем-нибудь говорил? Кто-нибудь с тобой говорил? — в голосе Кэрол звучало такое отчаяние, что Матью тоже пробрала дрожь.

— Да…

— И что? Что тебе сказали? Лучше сразу все!.. — Кэрол умоляюще всхлипнула.

Матью набрал полную грудь воздуха.

— Боюсь, что мы никогда не увидим его, Кэр. Плохой биогенетический тест, очень плохой, много ниже нормы. Я видел его утром в BGTI…

— Говарда?!! — Кэрол отпрянула от Матью и смотрела на него широко открытыми глазами.

— Тест, его результаты, — Матью сглотнул. — Много ниже границы “NC”.

Кэрол медленно опустилась на кровать. Она продолжала безотрывно смотреть на Матью. Молчание затянулось. Матью встал и подошел к окну. Минут десять он стоял ни о чем не думая, уставившись на панораму города. Когда он повернулся обратно, он встретил все тот же взгляд широко открытых глаз жены. Кэрол не прерывала молчания. Она была замужем за экспертом BGTI и вот уже шесть лет невольно участвовала в обсуждении проблем генетики и тестирования. Она молчала, прекрасно понимая, что никакая сила на свете не вернет ей ее Говарда, если это все не дурной сон.

Америка, как всегда, определяла свои временные ориентиры по громким судебным процессам. Часто достаточно было сказать, что события происходили во времена суда над О. Джей. Симпсоном, как сразу становилось ясно, что имеется в виду.

Несколько последних лет всеми средствами массовой информации пропагандировалась идея о “Генетической Чистоты”. До истории с “вычислением” СПИДа генетика несколько лет пребывала в кризисе. Проекты “Геном” вызвали слишком много неоправданных надежд, и начальная эйфория сменилась на глубокое разочарование.

Финансирование резко сократилось, и вся отрасль пребывала в апатии. Операции генной трансплантации сократились до минимума. После нашумевшего открытия картина резко изменилась. Конечно, прошли годы, в течение которых СПИД еще взымал свою дань, но пришел тот день, когда у первого зараженного после операции генной коррекции зафиксировали отсутствие ВИЧ. Через рекордно короткий срок FDA отменила ограничения на генное лечение СПИДа, и все снова ожило. Сотни миллиардов только разжигали аппетит. Биогенетические фирмы повели массированное наступление и по всему фронту. Строго говоря, мутационное происхождение СПИДа оставалось лишь одной из гипотез, однако уж слишком выгодно было сделать ее “единственно верной”, что обещало баснословные прибыли.

Конкуренты объединились для достижения обшей цели, и их главной мишенью стала FDA. Родственники больных, умерших от СПИДа, предъявили чиновникам FDA огромные иски за проволочку в принятии решения, которое могло бы спасти от смерти их родных. Понятно, что те несколько месяцев с момента первого удачного опыта лечения и до официального разрешения были фатальными для многих, кому было отказано в лечении со ссылкой на законодательный запрет. Поначалу само возбуждение подобного рода дел казалось проблематичным, ведь по сути, нельзя подать в суд на законодательный орган за принятие или не принятие закона. Но просочились сведения, что из-за небрежности дело провалялось три недели без движения и, вообще чуть-ли не потерялось. Выл раскопан соответствующий прецедент, позволивший протолкнуть один из исков на рассмотрение. За ним последовало еще несколько.

Часть дел была инспирирована фармацевтическими и биогенетическими фирмами якобы от имени родственников потерпевших. Выли наняты лучшие адвокаты, гонорары которых оплачивались фирмами. Не только США, но и весь мир следил за ходом нескольких самых громких процессов. FDA превращалась в символ бюрократии и врага человечества. Казалось, что вот-вот будут созданы прецеденты, на основании которых можно будет сделать прорыв и вновь легализовать и другие генные трансплантации. В критический момент вмешались Верховный Суд и Конгресс, положившие конец судебной истерии и объявившие поданные иски заведомо незаконными. Почти сразу же был поднят новый флаг — “Генетическая чистота”.

В самом начале, всех вступающих в брак или собирающихся иметь детей призывали проходить обследование добровольно. После первой атаки в прессе, последовала вторая — заговорили о генетическом образовании и генетической культуре. Стало модно “подтверждать” свое происхождение при помощи “Сертификата генетической чистоты”, выдаваемому после прохождения анализов. Биогенетический истэблишмент вновь попытался заговорить на языке Фемиды. В отличие от предыдущей кампании, новая велась гораздо более изощренно. Первый прецедент был создан без особого шума. Больной гемофилией юноша выиграл дело против своих родителей на основании изначальной посылки, что вероятность заболевания 0.25 была недопустимо высокой, чтобы подвергать ребенка опасности пожизненных страданий. Это был первый снежный комок в постепенно нарастающей лавине, которая все набирала скорость.

Не получив, что было вполне естественно, стопроцентного положительного результата при тестировании, молодые, как правило, люди бросались с иском в суд, где судьба дела зависела исключительно от добросовестности эксперта. Границы результатов исследований, влияющих на принятие решения, были очень расплывчатые, совершенно субъективные, и постепенно со всех сторон посыпались требования определить, наконец, хоть какие-то нормы и границы допустимых отклонений.

В конце концов, были объявлены слушания в Конгрессе по вопросу о “генетическом законодательстве”, но победа генетиков, несмотря на почти всеобщее их ликование, была еще далеко не полной. На слушания в качестве экспертов были приглашены наиболее известные ученые из самых разных областей медицины, биологии, фармацевтики и, конечно, генетики. Пламенные речи специалистов были верхом красноречия. В них осуждалась как слепая Фемида, так и современные нравы.

Казалось, что генетики публично давали задний ход, но тщательно подготовленная ловушка сработала именно так, как и было запланировано. На одну чашку весов были брошены права личности, а на другую — совершенно вопиющие случаи рождения детей с врожденными пороками, которые, по свидетельствам специалистов, можно было предотвратить. В качестве решения была предложена классификация как результатов тестирования, так и групп генетического риска для тех, кто не проходил это тестирование. Причем, только “в целях зашиты прав человека”, были тщательно оговорены условия и критерии, избавлявшие конкретного человека от обязанности проходить тестирование.

Выход из создавшейся ситуации был принят “на ура”. Решающим доводом, произведшим особое впечатление и на публику, и на конгрессменов, было то, что вся обработка данных производилась компьютером без какого-либо вмешательства человека, а финальное заключение предлагалось оставить за двенадцатью специальными экспертами — по аналогии с двенадцатью присяжными. Генетическое законодательство прошло, в итоге, почти без поправок, несмотря на отчаянное противодействие Amnesty International и других подобных организаций, все больше терявших свое влияние. Одной из самых существенных поправок, великодушно предложенной в самом разгаре дебатов, был запрет на ретроактивные судебные иски. Волна судебных процессов схлынула почти мгновенно, и страсти потихоньку улеглись. Дело, правда, было сделано. Проведение в жизнь генетического законодательства потребовало государственного финансирования, и налогоплательщик раскошелился на грандиозные проекты, включавшие самые современные компьютерные системы, астрономические суммы дополнительных исследований и подготовку экспертов. Теперь био-генетика могла открыто праздновать победу — она проникла в повседневную жизнь, но и здесь были предприняты максимальные предосторожности: даже самой новой специальности дали официальное название “Компьютерная биохимия”, как бы исключив слово “генетика” из лексикона.

— Мы можем вернуться домой, — Матью нарушил молчание, но Кэрол не пошевелилась.

Матью тоже застыл у окна. Через пару минут он повторил:

— Собирайся, Кэрол, мы можем ехать домой. Тебе помочь? — Матью не знал как подступиться к жене.

Она все так же молча, как под гипнозом, откинула одеяло, сбросила рубашку и начала одеваться. Матью машинально наблюдал за ней. В ней было что-то неестественное. Он не мог понять что, но была какая-то странность в движениях Кэрол. Внезапно Матью понял: Кэрол двигалась, как автомат, ее движения были настолько точными, без каких-либо лишних жестов, без малейшей остановки, что, казалось Матью, перед ним была механическая кукла, а не живой человек. Движение прекратилось, и Матью очнулся. Кэрол стояла неподвижно, опустив руки вдоль бедер, и ждала. Матью подхватил легкий саквояж и двинулся из комнаты. В коридоре он попытался взять жену под руку, но она никак не среагировала на его прикосновение. Все также молча они вошли в лифт, затем вышли из него внизу, пересекли холл и, провожаемые взглядом медсестры, покинули здание госпиталя.

Удивительно, отметил Матью, что им не встретился ни один человек, кроме медперсонала.

Очутившись в машине, Матью немного пришел в себя. Он включил зажигание, и несколько секунд спустя машина тронулась со стоянки. Кэрол неподвижно смотрела прямо перед собой. Матью затормозил, потянулся к ремню безопасности, который она забыла застегнуть, и защелкнул его. Кэрол не реагировала. Матью вздохнул и тронулся дальше.

Когда они вошли в дом, Кэрол направилась прямо в ванную. Мгновением позже она вышла оттуда, держа в руке пластиковый пузырек со снотворным. Перевернув его, Кэрол отвинтила пробку, и капсулы высыпались на стол. Матью похолодел, но не попытался сделать ни единого движения и не произнес ни слова. Кэрол подняла со стола три капсулы, зажала их в руке и ушла в кухню. Матью стал собирать рассыпанные капсулы. Когда он появился на пороге спальни, Кэрол, не двигаясь, лежала на спине. Глаза ее были открыты, но Матью не мог определить, спит она или нет. За весь вечер и всю ночь Кэрол так и не сменила позы. Проснувшись несколько раз, Матью находил ее все в том же положении с открытыми глазами.

С первыми лучами солнца сон окончательно ушел, и Матью заворочался. Голова его шла кругом. Практически первый раз в жизни он не знал, что делать. Обрушившаяся на него и Кэрол катастрофа оглушила его, мысли путались, никак не удавалось заставить себя трезво оценить положение. Постепенно Матью оставил все попытки сосредоточиться, он уперся взглядом в потолок и пролежал так оставшуюся часть утра.

Матью сидел в машине, беспорядочно петлявшей по городу, и держал в руках отчет Кэрол. Ему казалось, что он находится во сне, диком кошмарном сне, который все никак не кончался. Светофоры, гудки, повороты, блики солнца — все это было как бы за толстым звуконепроницаемым стеклом. Вдруг его пронзила очень простая и ясная мысль, как будто поднялся туман, за которым ничего не было видно. Это было как раз то, что все время подспудно присутствовало, и что он никак не мог ухватить. Экспресс-тест Говарда, вызвавший полное тестирование, был второй, и он был плохой. Но ведь был же еще один тест, не вызвавший никаких опасений — первый. Это был тест “шесть недель”, первый экспресс-тест, проводимый при обнаружении беременности и влекущий за собой ее немедленное прерывание при сомнительных результатах.

Кэрол проходила этот первичный экспресс-тест дважды с перерывом всего в две недели, причем о самой первой проверке она даже не подозревала. Матью действовал по тщательно разработанному плану. Когда Кэрол первый раз заикнулась о подозрении на беременность, Матью настоял на десятидневном путешествии. Для обоих не было проблемой взять отпуск, и они отправились во Флориду. На второй день по приезде Матью подсыпал легкую дозу наркотика вместе со рвотным препаратом в стакан сока. Кэрол почувствовала себя странно, и он мгновенно отвез ее в частную клинику “на предмет определения беременности”. Кэрол обследовали, выписали ничего не значащие таблетки, зафиксировали наличие беременности и, между прочим, сделали первичный экспресс тест.

Матью обо всем договорился заранее: клиника проводила анонимное экспресс тестирование и, в случае малейшего подозрения, могла также анонимно сделать аборт при полном впечатлении раннего выкидыша. Однако крайние меры не понадобились — никаких отклонений не было. Матью тщательно проверил результаты и не мог придраться почти ни к чему.

Остаток отпуска прошел великолепно. Матью осознал, что опасный призрак, стоявший за его спиной все эти годы, исчез, и по-настоящему расслабился. Кэрол не могла не заметить произошедшей перемены и восприняла все по-своему. “Папа Мат” — появилась у нее новая дразнилка. Неделя пролетела незаметно, и Матью почувствовал, что жизнь его переменилась, будто бы он переселился в другую оболочку. В положенный срок, еще через неделю после возвращения домой, Кэрол прошла тестирование вторично, на этот раз официально. Результаты были идентичными, и Матью окончательно успокоился.

Беременность Кэрол протекала на удивление легко. Папа Мат был на седьмом небе, — за все время их совместной жизни это был, пожалуй, самый беззаботный для него период. Но, черт возьми, откуда все взялось, думал теперь Матью, после таких, совершенно нормальных “шести недель”, резко отрицательный экспресс анализ плаценты и уже совсем из ряда вон выходящий полный тест.

— Где же прокол? — мучил Матью вопрос.

— Стоп, — сказал он себе, — попытаемся разобрать все возможные причины по порядку.

— Ошибка методики? — Маловероятно. — Матью знал все методики почти наизусть.

— Ошибка компьютера? — Исключено, идентичность результатов трех принципиально различных вычислительных систем гарантировала от сбоев. — К тому же, Матью был уверен в инспекторах, которые знали, как определить сбой компьютера и, более того, были обязаны производить такие проверки.

— Что же остается, путаница в пробах? — Возможно, но крайне сомнительно, — после одного нашумевшего случая с перепутанными пробами строгие правила требовали производить анализ непосредственно после взятия пробы, причем участвовали в этом два человека. Проба разделялась на две части, одна из которых сразу же после отбора вводилась в анализатор, а вторая замораживалась, чтобы обеспечить возможность повторного анализа. — Нет, тоже почти невозможно, да и директор наверняка поинтересовался тем, как производились все операции.

— Что же все-таки остается? — Матью продолжал перебирать варианты. — Внешние причины? Но какие? Контакт Кэрол с мутагенами исключался — ни на работе, ни дома, Матью проверил в свое время все материалы, этого произойти не могло.

— И все же? — Никаких таблеток, мазей, других лекарств Кэрол не принимала.

Кремы? — Только известных фирм, которые проходят все проверки и инспекции FDA.

Хотя, стоп!! — Матью напрягся, — был один подозрительный случай.

— Вы можете оказать мне услугу? — обратился он к шоферу, — я бы хотел подскочить в госпиталь на несколько минут.

Водитель кивнул и вернулся к привычному стилю езды. Матью вспомнил, что через несколько дней после возвращения из Флориды Кэрол отравилась, съела какую-то дрянь на улице. В приемном покое ей сделали промывание желудка, после чего положили на пару часов под капельницу.

— Что там? — спросил Матью и получил ответ, что ничего особенного — физраствор.

Интересное положение Кэрол было еще очень далеко от очевидного, и, сейчас Матью, восстанавливая картину, не припоминал, чтобы кто-нибудь спросил об этом. Во всех больницах давно уже существовали строгие правила на этот счет, но кто знает. По крайней мере, рассчитывал Матью, можно было быть уверенным в надежности записей медицинского файла.

— Вопрос, что чему предшествовало, — сейчас Матью не мог вспомнить ни даты повторного теста, ни времени эксцесса. — Значит, надо проверить следующее: первое, не было ли добавок в капельнице, и второе, что случилось раньше.

Они подъезжали к госпиталю. Матью встряхнулся, он стал поправлять одежду: пуговицы, галстук, молния… Машина остановилась перед входом. Матью оставил все вещи на месте и вошел в вестибюль. Только бы был на месте главврач, подумал он, без него будет трудно.

— Доброе утро, — за стеклом сидела та же медсестра, что и неделю назад, и она явно узнала его. — Я могу поговорить с главврачом?

— Да, пожалуйста, — сестра потянулась к тому же отдельному аппарату.

— Слава Богу, — произнес про себя Матью. — Фурье, здравствуйте, это Фрэнки, я могу отнять у вас пять минут?

Получив положительный ответ, Матью вернул трубку сестре и через две ступеньки побежал по лестнице. Хоть здесь ему повезло, Фурье поймет его с полуслова.

— Добро пожаловать, Фрэнки, — Фурье встретил его в дверях, — Вы, как я понимаю, пришли неспроста. Чем могу?… — Они прошли внутрь.

— Я знаю, что вы не должны пускать меня и на порог госпиталя, а гнать в шею. — Фурье сделал успокаивающий жест. — Но мне крайне важно прояснить одну существенную деталь. Семь — восемь месяцев назад миссис Фрэнки была здесь с отравлением, примерно в то же время она проходила “шесть недель”. Я очень хочу знать, что произошло раньше, и было ли в капельнице что-нибудь кроме физ. раствора.

— Ясно, — Фурье смотрел на Матью оценивающе. Он нажал одну из кнопок, — принесите мне, пожалуйста, файлы миссис Фрэнки. Их должно быть два: из родильного отделения и из Уьукпутсн.

Они молча ждали. Появилась сестра с бумагами. Фурье быстро схватил их и принялся листать, потом медленно поднял глаза на Матью. Их взгляды встретились, затем главврач уставился на стену. Выло видно, что он никак не может решиться.

— Вы знаете, — наконец заговорил он, — формально я не имею права на передачу Вам какой-либо информации. Поэтому расценивайте ее как неофициальную, пока. Вы правильно сделали, что пришли прямо ко мне и, к сожалению, принесли и мне плохие новости. Они, конечно, ничто по сравнению с вашими, но…, в бошем, слушайте:

— Миссис Кэрол Фрэнки попала к нам с острым отравлением сыром из сэндвича. Выли еще аналогичные случаи и виновника нашли и наказали. Это случилось через две недели после “шести недель”, но сведений о беременности пациентки в этом файле нет. В капельнице помимо физраствора был еще антидот АД-2000.

— Идиот, животное, ничего не спросить и всадить молодой женщине АД-2000. А ты, папа Мат, тоже хорош. — Матью вскочил в машину.

— В BGTI, — бросил он шоферу.

Мозг Матью работал на полную мощность. Теперь ему было ясно, что случилось. Он начал восстанавливать в памяти картину всего произошедшего в тот злополучный вечер. Сейчас, смотря на все события совершенно другими глазами, он припоминал детали, на которые просто не обратил тогда внимания. Когда Кэрол почувствовала себя плохо, Матью не стал связываться со скорой помощью, он схватил жену в охапку, стащил в машину и помчался в приемный покой. Теперь он отчетливо вспомнил, что вокруг госпиталя было слишком оживленно — не “еще несколько случаев”, как выразился Фурье, а массовое отравление. Много машин скорой помощи, много народа в приемном покое — он был настолько озабочен состоянием Кэрол, что не обратил на это внимания. Персонала, как видно, тоже не хватало: быстро промывание и сразу же капельница — после этого все исчезли на два часа. Но почему все-таки АД-2000, что они, ничего другого не нашли?

Антидот АД-2000 был фантастическим средством. Он мог вытащить человека из отравления любой тяжести любым ядом, если этот человек еще дышал к тому времени.

Иммунная система включалась мгновенно и на полную мощность, атакуя и выводя из организма все на свете. Каких-либо существенных последствий после него не было, но не для беременных женщин и больных раком — здесь могли быть любые неожиданности. Средство было изобретено военными и, в какой-то мере, послужило одним из факторов, повлиявших на исключение из арсеналов химического оружия.

Сейчас оно находилось в распоряжении службы скорой помощи. При его применении гарантия успеха была стопроцентной, не требовалось больше никаких дополнительных процедур, но применение было строго регламентированным. При малейшей возможности воздержаться от него, рекомендовано было воздерживаться. Кэрол поступила в приемный покой среди множества других пациентов, персонал госпиталя разрывался на части, и было решено, в виде исключения, применить АД-2000, чтобы избежать летальных случаев. Тут уже не до индивидуального подхода, но беременная женщина все же была исключением, и госпиталь здесь явно прокололся.

Фурье — молодец, думал Матью, мужественный человек, не стал играть с ним в прятки. В ушах Матью все еще звучали его заключительные слова:

— Я сказал вам, Фрэнки, то, что не должен был говорить. Это пока все, что я могу для вас сделать. При всем моем сочувствии, я не стану воевать, но и против совести не пойду, насколько это возможно. Не идите в лоб, Фрэнки, остерегайтесь, не открывайте никому, что вы знаете, но постарайтесь получить официально оба файла. — Фурье поднялся: желаю удачи, и еще раз, берегите себя и жену.

Но был какой-то нюанс в этом их разговоре, который не давал Матью покоя. Что-то выдавалось из обшей картины, чувствовал он, но никак не мог сообразить, что именно.

Они приближались к BGTI. Его собственный тест уже не пугал Матью. Главным был разговор с директором, здесь Матью должен быть предельно осторожным — неизвестно, какой информацией тот обладал. Все еще впереди, понимал Матью, может даже к лучшему, что он не пошел против директора в самом начале, тогда встреча с Фурье просто не состоялась бы.

— Выл же шанс, Мат. Почему ты не пошел до конца? — стоял перед ним образ Кэрол.

Когда машина остановилась, Матью обошел ее, поблагодарил водителя, пожелал ему всего хорошего и вошел в здание BGTI. Он знал, что его ждут, но вместо обшей приемной отправился прямо в приемную директора. Секретарша не глядя на него бросила: “Пройдите”. В кабинете кроме директора был еще один человек.

Приблизившись, Матью разглядел на болтавшейся на лацкане пиджака карточке эмблему INSC.

— Здравствуйте, Фрэнки, — сказал директор, — вы не слишком торопились. — Его голос был предельно нейтральным, но Матью стало не по себе. — Давайте дадим представителю INSC выполнить его обязанности, а потом поговорим о наших делах.

Новое дело, удивился Матью. Что понадобилось от него этому хмырю из INSC? Матью был предельно аккуратен во всех формальностях, касавшихся пользования сетями и доступа к информационным базам. У него никогда не было конфликтов с этой организацией, а возникающие вопросы легко решались с районным дежурным INSC. Или это то, на что так осторожно, но недвусмысленно намекал Фурье? Матью еще раз поблагодарил Бога, пославшего ему встречу с главврачом госпиталя.

— Мистер Матью Фрэнки, — официально начал полный сознания собственной значимости хмырь, — я уполномочен объявить вам, что вам отказано в праве использовать PTPIC, пока временно. Я не уполномочен разъяснять вам причины, это, возможно, сделает ваш директор, а обязан изъять прибор и доставить его в INSC. Вот бумаги, — представитель порылся в портфеле, — подписанные Региональным Менеджером INSC.

Решение можете обжаловать в установленном порядке, а пока прочтите и подпишите.

Матью молча взял протянутый ему документ и начал читать: “Региональный Менеджер Internet Standards Commission (INSC).

Постановление.

Предназначается: Матью Фрэнки.

Предписание: передать Pulm-Top-Plug-In-Computer (PTPIC) предъявившему данное постановление представителю INSC.

Инициатор: BGTI.

Причина: закрытая информация.

Характер постановления: временное, подлежащее обжалованию.

Подпись:

Подпись исполнителя:

Служебные отметки: “ — Начинается, — подумал Матью, — прав был старый волк Фурье, надо быть вдвойне осторожным. — Он вынул из кейса PTPIC и положил его на стол перед собой, потом вынул оттуда же отчет Кэрол и тоже положил на стол.

— Подпишите. — Нарушил хмырь молчание. — Спасибо. Для того чтобы вы не остались без денег, мы даем вам взамен PIC, хотите? — Матью кивнул.

Это был для него очень болезненный удар. Матью не представлял себе жизни без PTPIC. Конечно, войти в Интернет можно было при помощи любого модема и из любого места. PIC (Plug-In-Computer) тоже годился для этой цели, но PTPIC давал несравненно больше возможностей. Помимо того, что это был переносной личный банк, агентство по заказу билетов, кредитная компания, энциклопедия и еще тысяча полезных услуг, это был высший приоритет в пользовании всеми средствами телекоммуникации, это был престиж и положение в обществе.

Вошла секретарша и поставила перед каждым по бокалу и по бутылочке кока-колы.

Матью еле сдержал улыбку — PTPIC и кока-кола с детства были неразрывны в его сознании.

Когда Матью только начал ходить в школу, в каждом доме уже давно и прочно поселился компьютер. О PTPICе тогда почти никто не слышал. Первое публичное сообщение появилось после открытия специального экспериментального безкассового магазина, предназначенного исключительно для обладателей новинки. Одним субботним утром в их доме появился дядя Матью и предложил мальчишке поехать с ним в новый магазин. Зарулив на почти пустую стоянку, дядя достал из кармана новенький без единой царапинки PTPIC и протянул его Матью:

— Пошли искать тележку, — сказал он, — я тоже здесь в первый раз. — В отличие от обычного супера, где тележки разбросаны тут и там по стоянке, в этом месте все было предельно организовано и чисто.

Когда они подошли ко входу, мгновенно возник служащий с тележкой и, пожелав приятных покупок, удалился. Зал был почти пуст, Матью слышал, как шелестят кондиционеры, а кассиров действительно не было.

— Вот здорово! — воскликнул Матью, — заходи и бери все, что хочешь!

— Конечно, — ответил дядя, — только сначала надо вставить компьютер вот сюда, — он нашел карман, — и теперь мы можем брать все, что пожелаем. Это не бесплатно, безусловно, но и кассир нам не нужен — все расчеты будут произведены автоматически. "та тележка не простая, она сама знает, что в нее кладут.

Вперед! — скомандовал он.

Они неторопливо двигались вдоль полок, постепенно наполняя тележку. Матью все недоумевал: как это получается, кладешь все, что хочешь, и идешь себе из магазина. Постепенно эта мысль его оставила, так как дядя затеял какую-то непонятную игру. Он в самом начале положил внутрь бутылку кока-колы и дальше, почти при каждой следующей остановке, вынимал эту бутылку, просил Матью подержать ее или ставил на полку, а потом снова клал в тележку. Матью смотрел на все манипуляции с изумлением — дядя был всегда очень аккуратен и не терпел беспорядка, но здесь он явно пытался создать как можно больше неразберихи.

— Скажи, ты решил поиграть с тележкой, да? — спросил Матью, когда кока-кола снова оказалась у него в руках.

— Ш-ш-ш… — дядя заговорщически прижал палец к губам, — да,- он подмигнул племяннику, — но ш-ш-ш…

На выходе из магазина кассиров снова не оказалось. Когда они вышли из дверей в довольно узкий проход, один из автоматов выстрелил рулончиком бумаги и попал прямо в тележку. Матью раскрыл рот от удивления, он обернулся и через стеклянные двери увидел, как служащий, развернув точно такой же рулончик бумаги, покрутил пальцем у виска. Матью не отказал себе в удовольствии показать язык через закрытые двери и принялся разглядывать непонятного назначения предметы, стоявшие вокруг входа в магазин. Пока он ковырялся, дядя успел вынуть почти все из тележки и аккуратно разложить в багажнике. Когда была вынута последняя покупка, PTPIC с мелодичным свистом выехал из отверстия. Из двери магазина вышел служащий и направился к ним.

— Благодарю за покупку, надеюсь, все в порядке, — произнес он дежурную фразу, — будем счастливы увидеть вас еще.

— А это мы сейчас проверим, — не без удовольствия ответил дядя и протянул ему какое-то удостоверение, от чего лицо у того вытянулось. — Подойдите, пожалуйста, к машине и начните перечислять, но не слишком быстро, все находящиеся там вещи.

Если хотите, можете вызвать старшего.

Тщательная ревизия чека показала, что все абсолютно правильно, и служащий заметно повеселел. Даже пятьдесят восемь путешествий кока-колы не запутали систему идентификации. Дядя был полностью удовлетворен, уже не говоря о Матью — он представил, как расскажет в школе, что был в этом необыкновенном месте, да еще непосредственно участвовал в какой-то очень важной проверке, так что все служащие ходили на цыпочках. Особенно его радовало то, что для проверки магазина его дядя выбрал кока-колу. Кока-кола — это понятно, не то что странные ящики, стреляющие бумагой.

Представитель INSC взял со стола PTPIC, осмотрел его зачем-то со всех сторон, убрал к себе в портфель и только потом вынул другое, точно такое же на вид, устройство и протянул его Матью.

— Вот, возьмите, это вам, — сказал он. — На этом моя миссия закончена. Спасибо вам за содействие, — повернулся он к директору, который, молча подняв руку, сделал неопределенный жест, указывающий на дверь. Выло видно, что его уже давно раздражает этот тип из INSC.

— Надеюсь, вы понимаете, Матью, что моей обязанностью было это сделать, — начал директор сразу же после того, как за хмырем закрылась дверь.

— Можно узнать истинную причину? Я полагаю, что простое направление на тест не играет особой роли в изъятии PTPICа, не так ли? — Матью решил ничего не говорить самому, а постараться заставить говорить директора.

— Матью, Матью, — укоризненно покачал тот головой, — неужели вы полагаете, что после всей этой подозрительной истории, мы не поднимем вашего CV? — директор сделал многозначительную паузу, но Матью продолжал молча сидеть в кресле. — Сколько времени прошло с тех пор, как вы узнали, что входите в группу риска?

— Вот оно что, — подумал Матью. — Картина постепенно проясняется. — Однако он продолжал держаться выбранной тактики, предоставляя сцену директору.

— Незадолго до свадьбы, правильно? — Директор и здесь не выудил из Матью ни слова. — Не думайте, для этого не понадобилось беседовать с вашим отцом или приемной матерью, вы ведь не часто их навешаете. Достаточно было посмотреть на даты ваших авиабилетов и сравнить с датами бронирования, вы ведь провели в гостях три дня вместо полутора, как планировали, верно? — Директор откинулся на спинку, — вы можете не отвечать, Матью, как вам угодно.

Матью не знал, что предпринять, пожалуй, пока ничего, решил он. Даже лучше, думал он, показать, что предстоящий тест заботит его больше всего. В любом случае, не стоит до поры пытаться вытащить историю с АД-2000. Директор смотрел на него в упор.

— Где вы путешествовали сегодня утром я не знаю, но догадываюсь. Впрочем, это совсем не трудно проверить, — директор подался несколько вперед, — вспомните, Матью, наш последний разговор, я предупреждал вас, что BGTI — не лучший выбор объекта борьбы. — Он немного помолчал, — вы разумный человек, не только разумный, но и умный, умеющий почти как никто в BGTI оценивать причины и следствия. Вы… очень толковый сотрудник…

— Ага, — Матью вновь никак не отреагировал, но это было то, что он ожидал. По последней чуть не вырвавшейся оговорке он понял, что дело фактически закрыто, и говорить не о чем. — Вот и ответ, но посмотрим на продолжение. — …Я искренне сожалею и сочувствую вам, но обязанности — есть обязанности, пройдите тест, Матью, вас ждут, а потом решим, что нам делать.

Директор понял, что и так сказал слишком много, и замолчал. Матью поднялся, бросил свое обычное “ОК, спасибо” и вышел.

— Однако!! — выдохнул он в коридоре. — Директор провел неплохую атаку, пошел сразу с козырей, неизвестно, правда, насколько крупных. Наверняка у него припасено еще несколько, но последние слова обнадеживают.

Матью почувствовал облегчение. Несмотря на столь уверенный монолог, директор совершенно явственно волновался. Матью понял, что довольно хорошо сдержал первый натиск, не сломался при первом ударе, спасибо Фурье, но, черт возьми, выдавал он догадки или знал все наверняка, ясно не было. Мысли вернулись к утреннему визиту в госпиталь, — имел он какое-то значение помимо информации об АД-2000, или упоминание о “путешествии” было чисто психологической атакой. Выла какая-то нестыковка, но какая? — мучил Матью вопрос. Он пытался найти зацепку, намек, кончик, за который можно потянуть, но пока безуспешно.

— Ладно, — сказал он себе, — всему свое время. Сейчас тест.

Процедура тестирования была минимально обременительна для пациента. Требовался лишь маленький образец ткани или крови, по которому можно прочесть структуру ДНК. Через пять минут он был свободен и размышлял о дальнейших действиях. На сегодня разговоры окончены — это ясно, директор тоже хочет выиграть время и дал понять, что главные события еще впереди. Судя по тону, работа в BGTI для него закончилась, а если так, то почему бы не наведаться в Отдел Кадров и не спросить, какие существуют указания на сей счет.

— Хорошо, что вы пришли, мистер Фрэнки, а то я уже собиралась вас разыскивать, — живо откликнулась девушка из Отдела Кадров на его приход. — Ваш отпуск за счет фирмы продлен еще на неделю. Директор назначил вам встречу ровно через неделю в десять утра, и не опаздывайте, пожалуйста, как сегодня, а то он всех тут поднял на ноги — все требовал выяснить, где вы находитесь.

— Он удовлетворил свое любопытство? — Матью шутливо улыбнулся.

— Шофер сказал ему по связи, что вы просили сделать круг по городу, и он сначала хотел приказать ему везти вас прямо в институт, но потом передумал.

— Хотелось затянуть отпуск на несколько минут, а получилась неделя, — продолжал Матью в том же тоне. — Вы можете вызвать мне такси, машина осталась на стоянке у дома?

— Конечно, мистер Фрэнки, — девушка нажала одну из кнопок на телефоне, и после недолгой паузы голос автоответчика сообщил:

— Заказ на вызов такси от BGTI принят к исполнению, в течение нескольких минут машина будет у вас, спасибо за звонок. Заказ…

— Спасибо, — сказал Матью, — я, пожалуй, дождусь его внизу, не буду отрывать вас от работы, еще раз, спасибо.

Он вышел из приемной и стал медленно двигаться в направлении выхода. И тут что-то не так, думал Матью, есть что-то необычное в этой истории. Директор, конечно, на каком-то этапе будет вынужден раскрыть все причины в INSC, пока же он хочет дождаться результатов его, Матью, тестирования, чтобы знать наверняка, как классифицировать происшедший случай. Поэтому он не назвал истинной причины изъятия PTPICа, но зачем вообще, черт возьми, понадобилось все это представление с INSC? Ведь PTPIC — это не привилегия Матью как сотрудника или эксперта, PTPIC был у него и раньше. Конечно с INSC шутки плохи, эта организация очень строго относится к любого типа нарушениям, даже если они незначительные, но директору-то что? Сообщить в INSC он, допустим, обязан, но на этом его функции выполнены. Приглашать представителя INSC к себе и развлекать его в течение часа, пока Матью катался по городу — это как-то не укладывалось в сознании. Да и вообще, есть же зам по работе с INSC, которому больше подошло бы выполнять все эти процедуры, ан нет — все лично. И чего ему так психовать? Не мог же хмырь за час, даже меньше, настолько вывести его из себя. Идет некая игра, подумал, Матью но в чем же дело? Желание каждого причастного избежать ответственности? Но если Фурье это затрагивает напрямую, то директору легче легкого свалить все на зама.

Такси остановилось у входа. Матью сел и назвал домашний адрес. Апатия, одолевавшая его всю неделю, улетучилась. Слишком много загадок получил он в это утро: сначала история с АД-2000, потом Фурье, и, наконец, директор. Он испытывал сложные чувства по отношению к Говарду — все-таки сын, но вместе с тем, много лет он боялся его появления, не хотел даже думать об этом, оттягивал сколько мог. Потом появилась эйфория и уверенность, что все позади, обернувшаяся для них катастрофой по прихоти слепого случая. Случай этот, с некоторым стыдом поймал себя Матью, представлял для него и чисто профессиональный интерес. К тому же, страх за собственную судьбу не прошел, он забился внутрь, затих на некоторое время, но все равно остался и давал знать о своем присутствии. Получить возможность проанализировать результаты Говарда, Кэрол и его самого представлялось важным по двум причинам: доказать собственную чистоту и непричастность, чтобы попытаться остаться в BGTI, и выяснить влияние АД-2000 на гены ребенка, раз уж произошел такой случай. Матью было неизвестно о подобных происшествиях, по строгим правилам, при малейшей опасности беременность прерывалась, а на сей раз произошел сбой в системе, приведший к совершенно непонятной ситуации.

Такси остановилось возле его дома. Матью хотел расплатиться, но в этом не было надобности — служебный вызов из BGTI всегда оплачивался фирмой. Матью вошел в лифт, автоматически нажал нужную кнопку и задумался. Впереди была еще одна неделя ожидания, в лучшем случае, немного меньше. Можно пока проанализировать все материалы тестирования через сеть, это не разрешалось при проведении экспертизы, но принципиально, все результаты были ему доступны через PTPIC.

PTPIC!? похолодел он, так вот зачем директору понадобилось забрать его, — чтобы закрыть доступ в базы, то есть Матью и ранее понял, что эта акция должна ограничить его доступ к информации, но не придал этому большого значения.

Обычный доступ он тоже мог попробовать, но придется прорываться через тысячу паролей, и наверняка кто-нибудь обратит внимание на столь необычный для него путь входа и сообщит директору, или просто отсечет доступ.

Лифт остановился на его этаже. Матью открыл дверь, и через мгновение ему навстречу вышла Кэрол. Она была одета не по-домашнему, как все это время, а как-будто собиралась выходить. Не успел Матью удивиться, она сказала:

— У нас гость, Матью: Сэм.

— Сэм? — подумал Матью, — что привело его именно сегодня, среди дня, да еще без предупреждения, экспромтом?

— Возвращение блудного мужа, — приветствовал его Сэм, поднимаясь с кресла, однако без обычной ехидной улыбки.

— Привет, — сказал в ответ Матью, — нашел время для шуток.

— Я не шучу, положение действительно серьезное, — Сэм крепко пожал ему руку, — поэтому я здесь.

— Ты ему позвонила? — повернулся Матью к Кэрол.

— Нет, я сам заявился, — перебил Сэм. — Когда мои друзья попадают в беду, я не могу остаться безучастным, — продолжал он слегка напыщенно, и Матью начал узнавать обычные замашки Сэма.

— Но как ты узнал?

— Нет, друг мой, ты не тянешь даже на этого идиота Ватсона. — Теперь это был настоящий Сэм, который не мог обойтись без подобных прибауток. — Это элементарно: очаровательная миссис Фрэнки должна была отправиться рожать, раз. Счастливый отец не позвонил своему другу сообщить о рождении ребенка, два. В госпитале про Фрэнки-младшего ничего не отвечают, три. Фрэнки-старший сидит дома и не соизволит ответить ни на один мейл, а телефон он вообще отключил, четыре. — Сэм продолжал в том же духе:

— Ну я, после этого, начал интересоваться, по своим каналам, естественно, в чем дело, и узнал о своих друзьях много прелюбопытнейших вещей. — Матью понял, что речь идет о не совсем законных путешествиях Сэма по сети.

— Как тебе не стыдно, Сэм. И ты еще сам так спокойно говоришь об этом, как о чем-то само собой разумеющемся, — не выдержала Кэрол.

— А вам бы, миссис, я напомнил слова моей бабушки, светлая ей память: “Самуэель, — говорила она, — не тяни в рот, что попало.” От себя же добавлю — тогда не будут лить в вены всякую гадость.

Матью раскрыл рот от удивления. Он тупо смотрел на Сэма, потом начал бормотать что-то нечленораздельное. Сэм явно любовался произведенным эффектом. Кэрол ничего не поняла из последней фразы, но по виду мужа догадывалась, что за словами Сэма кроется нечто серьезное. Она переводила взгляд с одного на другого и не знала, с какого бока к кому подступиться. Матью пришел в себя, и Сэм, заметив это, удовлетворенно произнес:

— Ну вот, теперь, кажется, мы начали понимать, что Сэм появился не просто так.

— Но, Сэм…,- начал Матью, когда Кэрол перебила его.

— Объясните мне, кто-нибудь, что происходит, что все это значит, и эти идиотские шутки про бабушек! — она сорвалась на крик.

— Хорошо, хорошо, только без истерики, — Сэм виновато поднял обе руки, он понял, что хватил лишку, — простите меня за глупость. Давайте сядем и поговорим серьезно. Поверьте мне, все слишком серьезно, просто я не знаю с чего начать, да и вообще, как вам все объяснить, особенно тебе, Кэрол, Матью, я вижу, на что-то годится — не терял сегодня времени даром.

— Значит так, — начал Сэм, когда все, наконец, уселись, и страсти слегка улеглись, — я здесь, как я полагаю, самая информированная личность… Понял, понял! — быстро проговорил он, в ответ на безмолвный протест Кэрол. — Матью, я попрошу тебя рассказать все, абсолютно все, — подчеркнул он, — что тебе известно, как бы тяжело и неприятно тебе не было. Поверьте мне, если бы дело не приняло столь серьезный оборот, я бы никогда не посмел… Матью, то что ты знаешь, или узнал сегодня, лишь надводная часть айсберга, поэтому прошу тебя, — Сэм перевел дух, — постарайся не упустить малейших оттенков, нюансов и подозрений.

— С чего начать? — спросил Матью тоном, каким ученик спрашивает у учителя, выходя к доске.

— С начала, прости меня, Кэрол, еще раз, что я вмешиваюсь столь бесцеремонно в ваши дела, начни с самого начала, но коротко, а вот о двух днях, сегодняшнем и неделю назад, все, что только сможешь вспомнить.

Матью оторвал глаза от пола и посмотрел на Сэма, потом перевел взгляд на Кэрол, потом глубоко вздохнул и, глядя на Сэма, как бы только к нему и обращаясь, начал говорить. Он говорил без остановки почти два часа. Сэм все это время не переставая курил, а Кэрол просидела упершись локтями в колени и закрыв ладонями лицо. Рассказ Матью был очень похож на исповедь: никогда прежде ни одному человеку он не открывал своей истории, а сейчас сразу двое — его жена и школьный друг молча слушали это повествование. Матью не просто рассказывал о перипетиях своей жизни, потом брака, потом истории рождения Говарда — он, в какой-то мере, изливал все, что было у него на душе и чувствовал облегчение от этого. Он чувствовал облегчение, что не надо больше притворяться перед Кэрол, что двойной жизни пришел конец, пусть и таким нелепым образом.

Когда он кончил, в комнате повисла тишина, только Сэм в очередной раз чиркнул зажигалкой. Кэрол отняла руки от лица, и было видно, что оно мокрое. Кэрол вышла, не проронив ни слова, потом раздался звук льющейся из крана воды.

— М-м-да, — выдавил Сэм, выпуская дым, после чего тишина восстановилась.

— Пожалуй, я сварю кофе, можно? — спросил Сэм докурив до фильтра очередную сигарету.

Матью остался в комнате один. Сэм чем-то гремел на кухне. Кэрол тихо вернулась, обняла Матью сзади и прижалась щекой к его волосам. Так она и застыла, не говоря ничего. Послышались осторожные шаги Сэма и легкий звон кофейных чашек. Сэм вошел, тихо кашлянув в дверях.

— Кофе, — сказал он коротко.

Кэрол оторвалась от мужа и стала расставлять чашки на столике. Запахло свежим крепким кофе. Сэм взял чашку, осторожно поставил ее на подлокотник кресла и зажег сигарету. Он посмотрел на пустую пачку и положил ее на столик.

— М-м-да, — снова издал Сэм. — Теперь я не знаю, с чего начать.

— С начала, — попросил Матью.

— Нет, это будет слишком долго, — Сэм колебался, — пожалуй, с главного. — Он поежился, было видно, что он действительно чувствует себя не в своей тарелке.

— Матью, как ты думаешь, когда Фурье узнал об ошибке медперсонала? — внимательно посмотрел на Матью Сэм. — Ты не задавал себе этот вопрос?

— Сегодня… — ответил тот и осекся. — Нет, подожди, наверное, неделю назад.

— Нет, Матью, он узнал об этом на третий день после происшествия.

— Сукин сын!! Подонок!! — вскочил Матью.

— Сядь, — поморщившись сказал Сэм, — не подонок и не сукин сын.

— А кто же? — вставила Кэрол.

— Честный человек, порядочный, только напуганный. Никто не заставлял его делать перекрестную проверку пациентов, а он сделал, и обнаружил именно то, чего боялся. Как ты думаешь, что он сделал дальше?

— Скрыл, — Матью еще не догадывался, куда клонит Сэм.

— Нет, он не скрыл, но он очень испугался и сделал роковую ошибку. Вместо того, чтобы вызвать тебя в госпиталь и сообщить обо всем, он отправил мейл твоему директору.

— Почему же такой странный выбор?

— Естественный выбор человека его уровня, который не разбирается в вопросах генетики. Позвонить Матью он просто испугался, а директору BGTI направил очень осторожное письмо, хотел только посоветоваться. Кто действительно сукин сын, так это твой директор, Матью. Ты представляешь, что он предпринял дальше?

— Нет.

— Первое, что он сделал, он направил мейл в INSC с требованием закрыть всю информацию по случаю с отравлением, а потом отправился в госпиталь лично. При встрече я, конечно, не присутствовал, но, судя по всему, он так запугал Фурье, чтобы молчал, что тот наложил в штаны не один раз. Фурье и молчал, но, повторяю, он приличный человек, поэтому он сказал тебе правду, Матью. Более того, он сохранил распечатку, которую сделал в самом начале, ведь доступ к любой информации по этому делу закрыт. Будь он открыт,…

— Фурье просмотрел бы все на своем терминале, — продолжил предложение Матью.

— Ты делаешь успехи, — заметил Сэм, — но это еще не все. Директор, перед тем как заявиться с визитом к главврачу, приказал выудить из сети все до последнего бита, что связано с Матью и Кэрол Фрэнки, вплоть до случайно не стертых писем электронной почты, вплоть до заказов из магазинов и бронирования билетов. И он нашел то, что искал, твою родную мать, Матью. Теперь тебе понятно, кто затеял всю петрушку?

— Директор!? — спросил Матью, хотя это было уже очевидно. — Но какую цель он преследовал? Кто он, и кто я — не для того же, чтобы просто погнать меня из BGTI?

— Ну, это он мог сделать в любой момент. — Матью снова чиркнул зажигалкой. — Научную, Матью, только научную. Он хотел исследовать развитие зародыша под действием АД-2000.

Разговор возобновился лишь к вечеру. Кэрол просто не выдержала потока, хлынувшего на нее в то утро. Несколько часов Матью и Сэм попеременно успокаивали ее, увещевали, ругали, поили водой и чего только не делали. В конце концов, Кэрол удалось уговорить лечь и принять снотворное. Наконец, ей удалось заснуть.

Какое-то время они молчали, затем Сэм заговорил первым:

— Что ты собираешься делать, Матью?

— Наверное, подавать в суд, а что же еще?

— Недурная мысль, только абсолютно бесполезная, — Сэм вздохнул.

— Почему же бесполезная?

Сэм не ответил. Он встал, походил по комнате, закурил в очередной раз — Матью понял, что он колеблется. Наконец, он бухнулся обратно в кресло, погрыз ноготь большого пальца и спросил:

— Ты остаешься в BGTI? Или ты еще не решил?

— Я очень хочу вывести этого подонка на чистую воду, а для этого мне, наверное, лучше оставаться пока на месте. Не так ли? Если бы директор хотел от меня избавиться, то он не замедлил бы это сделать уже сейчас.

— Допустим, что это так. — Сэм начал рассуждать вслух. — При каких условиях это возможно? Я попробую назвать их, а ты меня поправь, если буду пороть чушь. — Сэм переходил к делу.

— Первое, — продолжал он, — директор не должен знать подробностей разговора в госпитале — ему уже наверняка известно, что ты там был. Вспомни, что он устроил этой твоей девице из кадров?

— Да, скорее всего, но насколько можно быть уверенным в Фурье, он сам предупредил меня, что не станет ввязываться в историю.

— Не знаю, не знаю, сознаться директору в разглашении закрытой через INSC информации, да еще имея за собой случай с АД-2000 означает для него как минимум потерю места, а то и хуже. — Сэм замолчал, погрузившись в раздумья. Матью нетерпеливо прервал его мысли:

— Есть еще одно условие — мой собственный успешный тест.

— Это по умолчанию, — отмахнулся от него Сэм, — есть менее бесспорные вещи.

— Какие же? — Матью почувствовал себя уязвленным.

— Система доступа, Матью, давай рассуждать вместе: как директор поступал до сих пор? — Он просто отсекал доступ к информации, по всему видно, что у него есть кто-то в INSC, не может не быть. А ты эксперт, у тебя неограниченный допуск в базы, я не ошибаюсь? — спросил Сэм.

— Нет. — Матью решил не прерывать его.

— Так вот, закрыть от тебя что-нибудь в базах он не может, то есть может, конечно, но это рано или поздно выплывет, даже если предположить, что ты ничего не знаешь, он не может полагаться на случайности. Наткнувшись на отсутствие доступа, ты, естественно, должен будешь поднять крик, а ты наткнешься обязательно. Рано или поздно. — Сэм снова замолчал.

— Вывод? — спросил Матью.

— Вывод? — повторил Сэм, — вывод один — еще неделю ты числишься в BGTI, а дальше все.

— Почему же он дал мне еще неделю?

— Он не хочет делать из тебя открытого врага, я так думаю. — Сэм хитро посмотрел на Матью. — Ты хороший эксперт?

— Ну, — Матью смутился, — не плохой. А что?

— Вот то-то и оно. Он хочет проверить с INSC все возможности оставить тебя в фирме, но придет к тому же выводу, что и я.

— Почему ты так решил? — самоуверенность Сэма задела Матью.

— Потому что, я знаю, что говорю, — глаза Сэма блеснули. — Давай отбросим игрушки, Матью, и поговорим начистоту. Ты готов говорить серьезно?

— Куда уж серьезнее, — Матью чувствовал, что Сэм напрягся.

— Слушай, Матью, что я тебе сейчас расскажу, — Сэм развалился в кресле, и глаза его сузились. — Слушай внимательно и постарайся понять. Ты идеалист, Матью, а в мире творится много гадостей, в том числе, и твоими руками, Матью.

— Но…

— Прошу тебя, не перебивай, — сделал Сэм протестующий жест, — просто слушай. И еще: счеты, Матью, вспомни о счетах. — Сэм замолчал и наблюдал за ним.

Раз Сэм заговорил о счетах, значит он не придуривается — Матью не надо было напоминать про начало его карьеры, которой, в сущности, он был обязан Сэму.

Матью заявил, что подает документы на компьютерную биохимию на вечеринке в честь получения дипломов о присвоении первой академической степени. Общий гам на секунду стих, но потом мгновенно возобновился.

— Я думаю о компьютерной биохимии, — сказал тогда Матью, но его слова никто не принял всерьез.

В то время только в одном университете была всего одна группа по этой специальности. Ожидался невероятный конкурс, и один только допуск к экзаменам представлялся чем-то не вполне реальным. После предварительного отсева кандидаты должны были пройти шестиэтапный марафон, через день сдавая полные университетские курсы по математике, физике, химии, биологии и молекулярной биологии. Проходной балл на каждый следующий этап был 96 из 100.

О последнем, шестом экзамене, ходили легенды. Это был экзамен по программированию. Суть его была в том, что по заданным условиям не то что составить алгоритм было невозможно, но и сама задача не имела никакого смысла.

Все консультанты в один голос твердили, что показать надо две вещи: умение нестандартно мыслить и свободное владение современными компьютерными средствами.

Каждый студент, каким-то образом просочившийся сквозь это сито, давал столь путанные объяснения, что только усиливал ужас свежих абитуриентов.

Матью поймал на себе горящий взгляд Сэма. Сэм кивнул в сторону двери, поднялся и вышел на лужайку перед домом.

— Серьезно? — спросил Сэм, едва Матью появился в дверях.

— Да, — Матью был уже слегка навеселе. Сэм молчал.

— Три года я пахал, как слон, — Матью выдохнул, — я уверен в первых пяти экзаменах. Последний этап — программирование, я расскажу тебе, что это за штука.

— Не надо, — Сэм хмыкнул, — я все бы отдал ради участия в этом экзамене. Вопрос в том, что я не знаю, как туда попасть. Даже предварительный отбор мне не светит.

Понял? — Сэм в упор посмотрел на Матью.

— Я в курсе всех последних новинок, ты не думай, что я настолько наивен!

— Счеты, Матью, вспомни о счетах, — Сэм не отводил от него пристального взгляда.

— Но это же исключено, как ты туда попадешь вместо меня? Не можешь же ты подделать ДИ? Или…

— ДИ я подделать не могу, — задумчиво сказал Сэм, — значит ты согласен, что страховка не помешает…

Сэм повернулся и сделал круг по лужайке, потом второй. Он остановился напротив Матью, заложив руки в карманы.

— ОК! Я позвоню тебе, — Сэм не проронив больше ни слова вернулся в дом.

Матью не воспринял Сэма серьезно. Два месяца после того странного разговора никто его не видел и не знал, где тот пропадает. Сэм позвонил, когда Матью сдал четвертый экзамен, получив два раза по 100 и два по 98. Молекулярную биологию Матью знал прекрасно и он думал исключительно о программировании.

— Когда? — коротко спросил Сэм.

— Через три дня, начало в 9 часов утра. Компьютерный факультет университета, — Матью ответил почти машинально, — Серьезно? — Матью очнулся от своих мыслей.

— Слушай, Мат, все что ты должен сделать, это прийти на место за 10 минут до начала и послать мне Ьфшд с экзаменационного терминала. Все равно какой, хотя бы одно слово. Понял? Дальше, ровно в 9.30 ты сделаешь Re-boot, предварительно заморозив на экране картинку с условием задачи. Это все! Гарантия безопасности 99.99. Гарантия успеха ниже. Я дам тебе знать о своем присутствии, как — увидишь. Если ничего не произойдет, то в 10.30 сделай еще одну попытку. Все.

В трубке раздались короткие гудки.

— Ненормальный, фрик, приключений на свою задницу ищет. Мечта жизни хренова, — Матью разозлился.

Рисковать всей своей карьерой из-за этого идиота? Пошел бы он подальше!

Матью вошел в клетушку с экзаменационным терминалом за 15 минут до начала.

Идентифицировавшись, он набрал первое попавшееся предложение: “Happy Birthday” и послал Сэму на домашний терминал.

Ровно в 9.00 на экране появилось окно с условием задания. Ї Упорядочить двумерный массив по столбцам, при соблюдении двух условий: Ї 1. Обязательно использование оператора цикла в любой форме. Ї 2. Последняя выполняемая команда внутри оператора цикла должна производить следующее действие: “В каждом столбце случайно выбранный элемент заменяется случайной величиной”.

Матью еще раз перечитал условие.

— Чертовщина, — сказал он вслух.

Однако он должен был что-нибудь придумать. Постепенно у него выкристаллизовалась идея. Любая псевдослучайная последовательность, прикинул Матью, вычисляется по формуле и когда-то неизбежно повторяется. Надо попробовать найти период этой последовательности, полученной с помощью какой-то неизвестной формулы, и тогда неизвестное станет известным. Задача решается.

Матью погрузился в написание алгоритма поиска повторяющихся значений и чуть не пропустил 9.30.

— Посмотрим, кто кого, — подумал Матью, перезагружая компьютер.

Первые минуты ничего не изменилось. Матью злорадно решил, что попытка не удалась, но потом заметил, что курсор каким-то образом превратился в зайца. Заяц стал глупо подмигивать Матью обоими глазами. Никаких других признаков Сэма не было. Еще через несколько минут Матью запустил свой алгоритм, но совершенно безрезультатно — формула давала абсолютно случайные числа. Матью похолодел, он был уверен, что поймал правильную идею, но все рушилось.

— Что делать? — медленно набрал он на экране и вновь не обнаружил заметной реакции на свои действия.

Матью пропустил момент, когда исчез нахальный заяц, и вместо него по всему экрану пустилась гулять улыбка Чеширского кота.

— Шуточки, нашел тоже время, — однако Матью облегченно вздохнул, — и где он только это выкапывает?

Прошло еще минут двадцать.

— Дискет!! — бесшумно заорал Чеширский кот.

Матью послушно вставил диск со своим экзаменационным кодом в карман. Световой индикатор вспыхнул и погас. Матью вызвал драйв В:. На диске находился единственный ЕХЕ- файл.

— Пятьсот Мега, — удивился Матью, — откуда столько?

Матью колебался: смотреть или не смотреть? Сэму он проиграл. Не смотреть, решил он, вынул диск, выключил терминал и вышел из комнаты. Не прошло и двух часов из отпущенных на экзамен семи. Коридор был пуст. Матью прошел по нему в одиночестве и отдал диск дежурному экзаменатору. Тот посмотрел на него с жалостью: еще не было случая, чтобы кто-то закончил работу раньше, чем через шесть часов, и уж очень редко прошедшие на последний тур сдавались так рано.

Матью медленно дошел до выхода из здания и сел на ступеньки. Он был опустошен, сил не оставалось ни на что больше. Из задумчивости его вывел гудок подлетевшей машины. Из нее с криком выскочил сияющий Сэм:

— Сукин ты сын! Даже не посмотрел, что ты сдал в комиссию, даже не проверил, не было ли сбоя при передаче! Идиот, я работал на этот день два месяца, а он даже не потрудился проверить последний этап! Не говоря уже о “спасибо”!! — Пива! Я надеюсь, что ты мне отплатишь за два месяца каторги, и учти, я съем свою мышь со шнуром и плагом, если тебя не будет в списке!

Экзаменаторы работали практически в полной тишине. Перед каждым лежала стопка дисков с программами абитуриентов. Она постепенно переходила в другую, почти равную по величине стопку отбракованных программ. Считанные единицы удостаивались места в коробке для отобранных к демонстрации перед всей комиссией. Внезапно за одним из компьютеров раздался смех.

— Прошу прошения, — экзаменатор встал и, продолжая смеяться, направился к столу председателя комиссии. — Я считаю, что это может быть продемонстрировано прямо сейчас, до конца предварительного просмотра, — сказал он председателю, — в виде исключения.

— Внимание, — объявил председатель в микрофон, — на экране демонстрируется программа первого из отобранных претендентов, прошу прервать работу на несколько минут.

На демонстрационном экране появился футбольный стадион. Под звуки футбольного марша на поле выбежали две команды игроков во главе с судьями. Стадион взревел.

На поле выбежали фоторепортеры и защелкали камерами.

— Dysney Media, — отметил один из экзаменаторов.

— Запрещаю снимать! — закричал главный судья, — пока футболисты не построятся по росту. Постройте их! — приказал он своим помощникам.

Помощники главного судьи, замахав флажками, побежали строить по росту обе команды, но в тот момент, когда цель казалась близка, какой-нибудь из игроков в каждой команде непременно менял свой рост и оказывался то выше, то ниже.

Помощники снова бросались в бой, но снова тщетно. Главный судья метался между ними и свистел, фоторепортеры потешались над судьями, стадион улюлюкал. В довершение ко всему, если кто-то из игроков внезапно вырастал, на нем рвалась футболка, а если уменьшался, то с него начинали спадать бутсы. Кончилось это тем, что маленькая мышка перегрызла осветительный кабель, и экран погрузился во тьму. Экзаменаторы захлопали.

— Как фамилия? — спросил обнаруживший дискету экзаменатор.

— Принят?! — председатель почти утвердительно посмотрел в зал.

— Фамилия!! — закричала уже почти половина.

— Фрэнки, — председатель нашел, наконец, имя студента по его коду, — Матью Фрэнки.

Все школьные годы они проучились вместе, но не были близкими друзьями, так, хорошими приятелями. Они были слишком разными для этого. Матью учился ровно по всем предметам, он предпочитал не ссориться с учителями и аккуратно выполнял, все что от него требовалось. С учениками у него тоже были нормальные отношения.

Матью считался одним из первых в классе, но не выделялся ни в одной из дисциплин. Сэма с самого раннего детства интересовали только компьютеры, ничего другого для него не существовало. Он отрывался от любимого дела лишь под угрозой остаться на второй год. Но о компьютерах он знал все. Школьные учителя относились к нему уважительно: не было проблемы, которую он не мог бы разрешить.

У Сэма было потрясающее чутье, по каким-то одному ему понятным признакам, он вылавливал в самых солидных и отлаженных программах такие баги, что и специалисты лишь разводили руками. Он был компьютерный гений, казалось, он проникал внутрь процессора и непосредственно участвовал в его работе, он анализировал не формальные команды программы, а пытался проникнуть в ее логику, относился к ней, как к живому существу со своей собственной жизнью и характером.

Матью припомнил одно из самых первых приключений Сэма, позднее обросшего совершенно невероятными подробностями. Они учились тогда в шестом классе, и Матью не мог присутствовать при этих событиях — они только начали заниматься программированием в школе. Это была ежегодная традиционная олимпиада по программированию, целью которой было написание самого короткого алгоритма по заданным условиям. Когда состоялся разбор задачи, и наградили победителей, профессор университета прочел лекцию, где доказывал существование минимального алгоритма, а в конце которой, привел этот алгоритм. После того, как он закончил и обратился к аудитории за вопросами, к доске вышел никому не известный мальчишка, просидевший до этого в углу и грызший большой палец. Не говоря ни слова, он начал писать на середине, выше просто не дотягивался. Он писал в полной тишине, не было слышно даже привычного скрипа фломастера, а кончив, тоже молча посмотрел снизу вверх на лектора и вышел. По аудитории пронесся гул — в том, что он написал, не было ничего общего с классической программой, но алгоритм полностью отвечал условиям задачи и был двумя операторами короче.

После школы их пути разошлись, они только изредка встречались на вечеринках у общих друзей. О Сэме почти ничего не было слышно, он работал программистом в небольшой никому не известной фирме. Странно, подумал как-то Матью, он мог бы сделать головокружительную карьеру. Сэм, однако, предпочитал держать дшц зкшашду. После того памятного вступительного экзамена они стали встречаться еще реже. Даже к лучшему, думал Матью, он чувствовал себя обязанным Сэму. Теперь Сэм снова пришел к нему, и снова появился в критический момент.

— INSC мой враг, Матью. Ты ведь знаешь, что я был фриком — я им и остался. Я фрик, и INSC мой враг. — Сэм опять сделал паузу. — Вспомни последнее громкое дело о фриках, это было уже довольно давно. Тогда многие мои друзья отправились в тюрьму, но я постарался быть умнее. Главное, это не выдать своего присутствия.

Войти в сеть, или пробраться в базу ничего не стоит, обмануть сервер на входе — просто пустяки, а вот чтобы тебя, твое присутствие не засекли — задача потруднее. Если ты готов рискнуть, Матью, то в нашем распоряжении неделя, после этого, считай, все пропало. — Сэм задумчиво смотрел на него.

— Почему же только неделя? Ты же можешь войти в сервер BGTI? — недоуменно спросил Матью. — А потом у меня же забрали PTPIC.

— Не в PTPICе счастье. Он нужен только, чтобы дурить голову дамам, а так, он — идеальное средство для слежки за гражданами, ну и гражданками, если угодно. Ты помнишь прецедент с мейлом? Это же точно то же самое, что и вскрытие конвертов, и запомни: любая информация, полученная при помощи незаконного доступа, не рассматривается судом в качестве доказательства, что относится также и к информационным базам. Достаточно поставить классификационную закорючку, и суд уже бессилен что-либо предпринять, процедура — есть процедура. Поэтому у нас есть только неделя. И то, прямой доступ к делу о АД-2000 для тебя закрыт, если не случится чудо, и твой обычный пароль эксперта сработает.

— Дата представляет для тебя проблему? — Матью прикусил язык, так как Сэм посмотрел на него с жалостью.

— Дата — пустяки, как ты понимаешь. Настоящую современную систему зашиты не видно, она скрыта, все эти пароли, имена, ключи — каменный век, детские игрушки.

— Ну а ДИ? — спросил Матью осторожно.

— В том числе и ДИ. Все, что представляет собой механический барьер, открывается довольно просто. Софт для ДИ писал остроумный человек, ничего не скажешь, но и эта проблема разрешима.

Матью смотрел на Сэма во все глаза. Обычные представления Матью о мире, где он жил, рушились. Пред ним сидел его школьный товарищ, которого он совсем не знал.

От Сэма исходила мощная волна решимости бороться с врагом, сильным врагом, которого он постоянно изучал и о котором он знал больше, чем любой другой смертный. Но это не была отчаянная решительность камикадзе, наоборот, каждый шаг трижды оценивался и взвешивался.

— Выл же шанс, Мат, почему ты не пошел до конца? — утренний упрек Кэрол все так же жег его.

В тот момент Матью не представлял себе всей картины, и по мере развития событий испугался еще больше. Сейчас, сидя напротив Сэма, он понял, что вариантов у него, особенно, не оставалось. Или он молча принимает все свалившиеся на него удары и убирается, поджав хвост, как побитая собака, или вступает на тропу войны с махиной, способной подмять под себя все, не только какого-то Матью Фрэнки.

Надо было решать, и решать сейчас, времени, по словам Сэма, было в обрез. Матью не понимал пока, почему, но чувствовал, что положиться на Сэма можно.

— Хорошо, — пробормотал он.