"Оскар Уайлд. De Profundis (Тюремная исповедь)" - читать интересную книгу автора

бесспорной победы. Если бы у твоего отца не было притязаний на то, чтобы я
оплатил его издержки, ты, по моему глубокому убеждению, хотя бы на словах
сочувствовал бы мне в потере всей моей библиотеки, потере, для писателя
невозместимой, самой тяжкой из всех моих материальных потерь. Может быть,
вспомнив, как щедро я тратил на тебя огромные деньги, как ты годами жил на
мой счет, ты потрудился бы выкупить для меня некоторые книги. Лучшие из них
пошли меньше чем за полтораста фунтов: примерно столько же я обычно тратил
на тебя за одну неделю. Но мелочное злорадство, которое ты испытывал при
мысли, что твой отец потеряет какие-то гроши, заставила тебя совсем забыть,
что ты мог бы хоть немного отблагодарить меня, это было бы так легко, так
недорого, так наглядно и так бесконечно утешительно для меня, если бы ты это
сделал. Разве я не прав, повторяя, что Ненависть ослепляет человека?
Понимаешь ли ты это теперь? Если нет, постарайся понять.
Не стану тебе говорить, как ясно я все понимал и тогда и теперь. Но я
сказал себе: "Любой ценой я должен сохранить в своем сердце Любовь. Если я
пойду в тюрьму без Любви, что станется с моей Душой?" В письма, написанные в
те дни из тюрьмы Холлоуэй, я вложил все усилия, чтобы Любовь звучала как
лейтмотив всей моей сущности. Будь на то моя воля, я бы мог вконец истерзать
тебя горькими упреками. Я мог бы изничтожить тебя проклятиями. Я мог бы
поставить перед тобой зеркало и показать тебе такой твой облик, что ты сам
бы себя не узнал, но вдруг, увидев, что отражение повторяет все твои гримасы
отвращенья, понял бы, кого ты видишь в зеркале, и возненавидел бы себя
навек. Скажу больше. Чужие грехи были отнесены на мой счет. Если бы я
захотел, я мог бы, во время обоих процессов, спасти себя если не от позора,
то, во всяком случае, от тюрьмы, ценой разоблачения истинного виновника.
Если бы я постарался доказать, что три самых важных свидетеля обвинения были
тщательно подготовлены твоим отцом и его адвокатами, что они не только о
многом умалчивали, но и нарочно утверждали противное, нарочно приписывали
мне чужие проступки, и что их заставили прорепетировать и затвердить весь
задуманный план, я бы мог заставить судью удалить их из зала суда, даже
решительнее, чем был удален несчастный запутавшийся Аткинс.[43] Я мог бы
выйти из зала заседаний свободным человеком, посмеиваясь про себя, небрежно
засунув руки в карманы. Меня изо всех сил уговаривали поступить именно так.
Мне серьезно так советовали, меня просили и умоляли люди, чьей единственной
заботой было мое благополучие и благополучие моей семьи. Но я отказался. Я
не пожелал идти на это. И я ни минуты не жалел о своем решении, даже в самые
тяжкие времена в заточении. Такое поведение было бы ниже моего достоинства.
Грехи плоти - ничто. Это болезнь, и дело врачей лечить их, если понадобится
лечение. Только грехи души постыдны. Добиться оправдания такими средствами
означало бы обречь себя на пожизненную пытку. Неужели ты думаешь, что за все
время нашей с тобой дружбы ты был достоин той любви, какую я тогда проявлял
к тебе, или что я хоть на миг верил, что ты ее стоишь? Я знал, что ты ее
недостоин. Но Любовь не выводят на торжище, не бросают на весы торгаша.
Отрада Любви, подобно отраде ума, - чувствовать, что она жива. Цель любви -
любить, и только. Ты был моим врагом, такого врага не знал ни один человек.
Я отдал тебе жизнь, а ты, в угоду самым низменным людским страстям -
Ненависти, Тщеславия и Корысти, выбросил ее. Менее чем за три года ты
окончательно погубил меня во всех отношениях. Ради себя самого мне
оставалось только одно - любить тебя. Знаю, что если бы я позволил себе
возненавидеть тебя, то в иссушенной пустыне моего существования, по которой