"Теннесси Уильямс. Рассказы, Эссе" - читать интересную книгу автора

затейливей, теперь он жил в вымышленном мире. Всякий раз, как Лючио садился
за письмо, щеки у него начинали гореть, а руки так дрожали, что почерк под
конец становился совсем неразборчивым. Не то чтоб ему хотелось вызвать у
невезучего брата зависть, вовсе нет. Дело было в другом: он крепко любил
Сильву, а тот всегда относился к нему с пренебрежением, хоть и ласковым.
Сильва как будто бы верил этим письмам. "До чего у тебя все здорово
складывается!" - писал он. Сразу видно было, что он поражен успехами брата и
гордится им. Вот почему Лючио со страхом думал о дне, когда брат выйдет из
тюрьмы и узнает всю правду...
Мысль, что ему не удержаться на работе, стала форменным наваждением, он
не мог от нее отделаться. Хоть как-то забыться ему удавалось только но
вечерам, с кошкой. Одним своим присутствием Нитчево разгоняла целый сонм
опасных случайностей, подстерегавших его. Видно было, что кошку случайности
не волнуют. Все идет естественным, заранее предопределенным порядком, и
тревожиться вовсе не о чем, считала она. Движения ее были медлительны,
безмятежны, была в них законченная совершенная грация. Ее немигающие
янтарные глаза взирали на все с полнейшей невозмутимостью. Даже завидев еду,
она не проявляла торопливости. Каждый вечер Лючио приносил ей пинту молока -
на ужин и на завтрак, и Нитчево спокойно ждала, пока он нальет молоко в
треснутое блюдечко, позаимствованное у хозяйки, и поставит его у кровати.
После этого Лючио ложился и выжидательно смотрел на кошку, а она медленно
подбиралась к голубому блюдечку. Прежде чем приняться за молоко, она
устремляла на Лючио один-единственный долгий взгляд немигающих желтых глаз,
а затем, грациозно опустив подбородок к краю блюдца, высовывала
атласно-розовый язычок, и комнату наполняли нежные музыкальные звуки ее
деликатного лаканья. Он все смотрел и смотрел на нее, и ему становилось
легче. Тугие узлы беспокойства распускались. Тревога, сжатым газом
распиравшая его изнутри, исчезала, сердце билось спокойней. Он смотрел на
кошку и делался сонный-сонный, впадал в забытье: кошка все росла и росла, а
комната уменьшалась, уходила все дальше. И тогда ему начинало казаться, что
они с кошкой - одинакового размера. Что он тоже кошка и лежит рядом с ней на
полу, и оба они лакают молоко в безопасном уютном тепле запертой комнаты, и
нет на свете ни заводов, ни мастеров, ни квартирных хозяек - крупных
светловолосых, с переспелой дразнящей грудью.
Нитчево лакала долго. Порою он засыпал, не дождавшись, пока она кончит.
Но потом просыпался и, ощутив у груди теплый комок, сонно протягивал руку,
чтобы погладить кошку, а когда она начинала мурлыкать, чувствовал, как
слабо-слабо подрагивает ее спина. Кошка заметно нагуливала жир. Бока ее
раздались. Разумеется, они не обменивались признаниями в любви, но оба
понимали, что связаны на всю жизнь. Полусонный, он разговаривал с кошкой
шепотом - но при этом он никогда не фантазировал, как в письмах к брату, а
только старался отогнать самые томительные свои страхи: нет, он не останется
без работы, он всегда сможет давать ей блюдечко молока утром и вечером, и
всегда она будет спать у него на кровати; нет, ничего плохого с ними
случиться не может, и бояться ей вовсе нечего. И даже солнцу, что ежедневно
встает, свеженачищенное, из самой середины кладбища, не нарушить очарования,
которое каждый из них вносит в жизнь другого.
Как-то вечером Лючио уснул, не выключив света. Хозяйке в ту ночь не
спалось, и, увидев под его дверью светлую полосу, она постучала; ответа не
последовало, и она распахнула дверь. Странный маленький человек спал на