"Dark Window. Куда возвращаются сказки (фантазия, перенесённая в современную реальность)" - читать интересную книгу автора

с картошкой ухнул вниз, приземлившись на спружинившие подошвы.
Повторить попытку он рискнул через неделю. На сей раз он каким-то чудом
остался стоять на ветке. Сердечко ухало. Ноги дрожали от ужаса и возбуждения и
совершенно не хотели пробираться дальше. Пришлось опять спрыгнуть. Третью
попытку он совершил на следующий день, в среду, но до заветной площадки Коля
добрался только в пятницу вечером. Тогда-то он и оценил все достоинства
обнаруженного наблюдательного пункта. Его глаза смотрели сквозь колышущуюся
листву на двор, который был как на ладони. И ни одна живая душа не знала, что за
ней кто-то подсматривает с высот скрытого в зелени штаба.
Постепенно Коля так наловчился в преодолении препятствий, что весь его путь
от первой петли до штаба занимал уже меньше минуты. Спроси Колю: "А почему
штаб?" и он бы затруднился ответить. Он бы просто посмотрел на вопрошающего
внимательными голубыми глазами и задал бы ответный вопрос: "А что там ещё может
находиться?" Конечно, на настоящий штаб Колино укрытие не тянуло. Не хватало
штурвала, от которого убегали бы провода. Не доставало горна и разноцветных
треугольных флажков.
Штаб вполне устраивал Колю и таким. И Веню устраивал. Но Ленка, начитавшаяся
затрёпанных книжек, вечно напоминала Коле о недостающих предметах. Поэтому в её
присутствии просыпалось у Коли беспокойство. Ну вот хотелось ему, чтобы любому
Колин штаб казался самым настоящим. Во снах Коля отчётливо видел и щелястые
стены из шершавых досок, и знамя в углу, и сигнальные флажки, и провода,
тянущиеся к штурвалу. Но, проснувшись, он никак не мог вспомнить, где и как всё
это крепилось. У Ленки спрашивать не хотелось. Тогда штаб получался не Колин, а
Ленкин. Обустроить Коля его должен был сам.
Начал он с главного. Со штурвала. Коля тщательным образом обследовал и
"Детский Мир", и "Спорттовары", но штурвалы туда почему-то не завозили. А Коля
бы купил. Он бы не пожалел своих тридцати семи рублей семидесяти одной копейки.
Видимо, деньгам на роду было написано оставаться в Колиной копилке. Не найдя
главного, глупо было браться за мелочи. Вот и оставался штаб в изначальном виде
и меняться не собирался.
Он являлся бесценным сокровищем и без всяких причиндалов. К примеру, есть у
Коли своя комната, но скажите вы мне, разве комната может считаться своей, если
туда постоянно заходят папа и мама, которые переставляют все вещи по своему
усмотрению, ни капельки не спросясь у Коли. Своя комната предполагает лишь
наведение в ней порядка Колиными руками, что ни в какие достоинства не запишешь.
В штабе всё получалось иначе. Ни в одной прочитанной книжке Коля не встречал,
чтобы кто-нибудь когда-нибудь прибирался в своём штабе.
И Коля не мог объяснить, почему штаб казался ему удивительным. Гараж был
самым что ни на есть обыкновенным, за исключением того момента, что Коля ни разу
не видел его открытым. А так подобных гаражей сыскать два десятка в соседних
дворах не составляло особого труда. И будка сверхъестественными достоинствами не
блистала. Правда, на её стенах не было ни единого матерного слова, и одно это
уже явно намёкало на тайну. Зато сверху донизу кто-то уже давно выросший
раскатал меловыми каракулями шедевр какого-то классика. Покосившиеся, но не
подвластные времени строчки завлекали читателя картинами наступившей весны с
сопутствующими ей трудностями. "Люблю грозу в начале мая, - вещали белые
буковки, - когда весенний шумный гром как долбанёт из под сарая, и ни дверей в
нём, ни окон." Заканчивалось стихотворение уже у самой земли печальным финалом:
"Построю новый я сарай, а тут опять нагрянет май." Коля частенько задумывался
над этими строчками, особенно на уроках алгебры, но так и не мог найти в них