"Dark Window. Лаура - королева призраков" - читать интересную книгу автора

конспектировали краеведческие сведения, не зная еще, что зачет по этике
ставится автоматически при условии усердного посещения лекций.

А я помнил только двухэтажный домик рядом с кафе "Спутник". Его давно уже
снесли, но из памяти никуда не исчезают потемневшие до черноты от времени
доски и затейливая башенка, придававшая своему хозяину стройность очертаний
и некую возвышенность над соседями.

И еще демонстрации. Не школьные, нет. Там меня всегда нагружали пачкой
тяжеленных флагов и лозунгов те, кому положено было развлекаться, а не
таскать на себе бремя идеологии. Зато демонстрации детства оставили яркий
след, когда я медленно продвигался в недрах нескончаемой реки людей. Мне
ничего не видно, кроме развевающихся знамен, верхних этажей домов и связок
разноцветных шаров в небе. Как хотелось тогда ухватить их, прибавить к своим
собственным, чтобы у меня их стало много-много. На площади движение почти
прекращалось. Шаг - остановка - минутная пауза. Паузы больше всего угнетали
меня. Я не мог долго стоять на месте. Ноги стремились вперед и вперед в
окружении музыки, громкогласных приветствий и всеобщих криков "Ура". То были
настоящие праздники. И лишь гораздо позже я понял на собственном опыте, что
для многих это - скучная обязаловка и бессмысленное времяпровождение.

В такие дни на главный корпус нашего института вывешивали огромный плакат
с устремленными вперед рабочим и колхозницей. Пятнадцать флагов, обрамляющие
силуэты тружеников, превратились в цветные полоски, когда союзные республики
обрели суверенитет. А на семиэтажном здании напротив меня в дни демонстраций
появлялись строгие портреты ныне несуществующего политбюро, над которым
главенствовал гигантский профиль Ленина.

Там же находилась трибуна для наиболее почетных горожан, облицованная
ранее мраморными плитками. Теперь на остатках былого великолепия было криво
намалевано: "Нам нужен мэр и бесплатная приватизация квартир".

Я вновь кинул взгляд туда, где должен появиться долгожданный автобус.
Разумеется, там обнаружился лишь пустой асфальт. Глаза скользнули повыше
и уперлись в орден Ленина, покрытый серебряной краской. С ордена Владимир
Ильич собственной персоной косо поглядывал на стену ближайшей хрущевки,
украшенную популярной надписью "Ментам не убить солидарность!" Судя по
умиротворенному выражению лица вождя мирового пролетариата, Владимир Ильич
не возражал.

Ленина я не всегда поминал добрым словом. Будучи учеником пятого класса,
я откопал дома маленький барельеф вождя и, восторгаясь собственной
смелостью, нацарапал на обратной его стороне слово "козел", не вкладывая в
данный поступок никакого политического смысла. По истечении пяти минут я уже
был изобличен и заложен малолетним племянником, гостившим у нас в тот день.
Весь вечер мне читали нотации два поколения моей семьи. Теперь оставалось
только жалеть, что тот случай не удостоился документального протокола. А то
бы я с чистой совестью мог махнуть в Москву и загрести там за заслуги в
борьбе против тоталитарного режима первую российскую награду наряду с
защитниками Белого дома.