"Виталий Владимиров. Гороскоп друидов (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

примирительно сказал я. - Как твои дела, Гриш?
- А ты знаешь, кого называют скучным человеком? - вопросом ответил Гриша.
- Нет.
- Тот, которого спрашивают, как жизнь, а он начинает по делу отвечать.
- Что с диссертацией?
- Пишу. Танька допекает, да и теща достает. Поэтому мы с Димкой гулять
ходим. Идешь по бульвару, не торопясь, пенсионеры в домино играют, в
шахматы, мамы с ребеночками, а чаще папы... Наверное, у тебя, Петр, на
рыбалке также - забросил удочку и сиди, думай о приятном, о Людмиле
Рябовой, например, или о футболе, не так ли, Алик?
- Чего о футболе думать, думать о другом надо, - мрачно сказал Алик. - Я
и так верчусь и эдак, вкалываю за двоих, надеюсь сделают руководителем
сектора. Ничего не получается и не может выйти у беспартийного еврея. Лера
говорит, давай уедем. Куда угодно. Надоело все.
- Да брось ты. Ничего хорошего в этом нет, - попытался возразить я. - И
потом, как ваша бабушка это переживет?
- Иди лучше к нам на завод, - предложил Петро. - За нашу шахматную
команду будешь выступать.
- Чем же ваша команда лучше других? Такая же, как и все - вяло отмахнулся
Алик.
Разговор иссяк, мы еще постояли, помолчали, докурили и вернулись за стол.
Пили чай с тортом, еще раза три "на посошок". Оделись, вышли на улицу.
Петро пошел провожать нас до метро. Падал тихий снег. Природа вершила
торжественный обряд покрова. Снегом скрывались людские следы, снежные
валики подчеркивались черными ветвями деревьев, на подоконниках оранжевых
окон - соболиные воротники, занесенные машины потеряли свои машинные
очертания. Петро все хвалил мне хорошего человека Людмилу Рябову. Гриша с
Танькой поймали такси и скрылись за снежным занавесом. У стеклянного куба
метрополитена я расцеловался с Петро, он пошел провожать Алика и Леру, а я
сел в вагон, достал бумажную трубочку гороскопа и опять стал читать про
яблоню и кипарис, а значит, про Инку и Петро, неродного моего сводного
брата, дороже которого нет у меня никого на свете, как мне хорошо у них,
как оттаивает за кипено белой скатертью их стола ледяной ком моих неурядиц
и какая белозубая улыбка у Инки, я читал про иву и тополь, представляя себе
Гришу и Таньку, сколько же серых замшевых веснуушек на ее побледневших от
выпитого висках, она, наверное, также мелела лицом в снежной пустыне
Севера, на белых подушках чужих постелей, когда приезжала к нему в армию,
может, и мне махнуть на все рукой и напиться чаю с Людмилой Рябовой, я
читал про сосну и клен, то есть Алика и Леру, вспоминал их черноглазую
Мариночку, когда я к ним прихожу в гости, она всегда забирается ко мне на
колени и рассказывает мне тихо на ухо свои фантазии, как хорошо было бы
положить под елку подарок сразу для всех людей на свете, чтобы утром, после
рождественской ночи они раскроют конверт, а в нем белая, как снег, бумага,
на которой написано МИР и будет мир, мир всегда, мир должен царить и в
нашем вагоне, летящем в снежной ночи, мир должен царить в городе и моей
стране, где у каждого свой день рождения и свой гороскоп, по которому
каждый из нас и камень, и дерево, и зверь, и птица...
Я поднял голову. Держась за поручни, раскачивались вместе с вагоном те, о
ком я сейчас думал, и я был частью всех, как и все мы, несмотря на свои
личные характеры и судьбы, входим в состав рожденных на этой земле и