"Виталий Владимиров. Северный ветер с юга (Повесть)" - читать интересную книгу автора

четыре таблетки - ежедневная норма. Взбесишься от такой химии. Впрочем,
выбора-то нет.
На девятый день, может быть впервые в жизни задумался я - а сколько
действительно осталось мне прожить? Сколько еще отведено, отмерено расс-
ветов и закатов, встреч и расставаний, радости и горя? Да если бы и знал
точно, сколько, то что бы изменилось? Думаю только к худшему. Человек
жив надеждой, верой в свой сегодняшний день, заботой о завтрашнем дне. Я
думал, что я один тайком считаю, что у меня болезнь невсерьез, а так,
недомогание, - оказалось, что даже хроники, стоящие одной ногой в моги-
ле, хитро прищюрясь, также смотрят на приговор докторов. Почему-то
вспомнилась та девушка, которая ошиблась номером телефона в последний
день моего пребывания на воле. Интересно, задумается ли она о своем здо-
ровье, когда ей скажут, что я не в заграничной командировке, а в больни-
це? Наверное, нет. Порадуется, что не успела встретиться со мной. А мне
тоскливо. Невесело еще и от того, что многое задуманное так и не осу-
ществится, что трудновато будет молодым ребятам в нашей студии, над ко-
торыми я взял шефство, помогая делать им первые шаги в кино.
Тамара приходила, навещала меня. Ей не приходится дежурить у моего
изголовья, обычно мы сидим на скамеечке во дворе. Молча. Говорить вроде
бы не о чем, она выкуривает сигарету и прощается. Я, с одной стороны,
как ребенок, в душе злорадно торжествую - вот видишь, не верила, а я за-
болел и серьезно, а с другой стороны, нет-нет и шевельнется в душе
страх: а что, если и правда...
Спросил у Тамары - почему это она так резво обзвонила всех родных и
знакомых и сообщила им о моей болезни? Она в ответ недоумевающе устави-
лась на меня:
- Удивляешь ты меня каждый раз, когда не понимаешь таких элементарных
вещей. Должны же теперь все знать, почему я одна... или с кем-то вместо
тебя... Ну, я имею ввиду, на улице, в метро... И потом. что тут плохого
- проверишь кто как к тебе относится, придет навестить тебя в диспансер
или испугается...
Я вздрогнул от ее бестактности - ничего себе способ проверять на
прочность свои взаимоотношения с окружающими... В том числе и с женой...
Впрочем, тогда уже меня не столько волновала судьба моего личного
счастья, сколько состояние моих родителей, которые тяжело переживали
случившееся. А как они навестили меня в первый раз - и сейчас вспомнить
нелегко.
Я стоял на лестничной площадке между этажами и увидел в окно, как
мать и отец миновали каменные ворота диспансера. Мама, и без того невы-
сокого роста, сверху казалась еще более приземистой, округлой - она шла
впереди и уверенно направлялась к дверям диспансера. Отец с хозяйствен-
ной сумкой в руках, пройдя ворота, остановился, осмотрелся и пошел к
флигелю с женскими палатами. Мать на ходу обернулась, всплеснула руками
и засеменила, боясь поскользнуться, к отцу. Догнала, схватила за рукав и
потянула в свою сторону. Они стали друг другу что-то горячо доказывать,
пока мать не махнула рукой и не пошла в прежнем направлении. Отец озада-
ченно покрутил головой и все же двинулся к женским палатам.
Я, перепрыгивая через ступеньки, слетел вниз, схватил пальто, нахло-
бучил шапку и выскочил во двор, столкнувшись в дверях с мамой.
- Сыночек, здравствуй!.. Ты куда?.. Погоди, не выходи, оденься, где у