"Бертон Уол. Высшее общество " - читать интересную книгу автора

легче примириться с вами. Черт возьми, все это уже было. Когда женщина хочет
мужчину, она начинает ненавидеть любого, кто имеет на него какие-нибудь
притязания.
- Ну, тогда это прелестные перемены, - рассмеялся Пол. - Мы станем с
ней такими друзьями, что она даже позовет меня на свадьбу. - И, поднеся свой
стакан к губам, он добавил про себя: "И я приду, черт меня возьми,
обязательно приду". Но стакан был пуст, в нем не было ничего, кроме горького
запаха виски, странно щекотавшего ноздри.
- Идем, - сказал Ходдинг, положив руку на плечо Пола, что он часто
делал и что вызывало в Поле двойственное чувство. - Два дня я глотал
бредовые речи Баббера Кэнфилда и бурбон у костра. Я отбился от стаи.
- Идем, бвана.[6]
Они стали продвигаться по направлению к освещенной террасе, которую
Ходдинг однажды назвал "Cirque d'hiver[7] моей матери". Это было подходящее
название. Только неприятности могли быть там, где не было новых выходок, а
не было их уже очень давно.
Сибил Харпер вечеринки в Куэрнаваке приносили один триумф за другим.
Даже теперь она ухитрилась расположиться так между янтарными и розовыми
пятнами света, чтобы с помощью этой многокрасочности ее кожа выглядела
красиво, но странно и неожиданно, сверкая и переливаясь, как... только что
освежеванный кролик.
Многоцветие было последним криком моды, и Сибил оно нравилось. Она
использовала все, что кто-либо и когда-либо придумал для украшения женщин,
но использовала умеренно и сдержанно.
Нельзя было сказать, чтобы Консуэла Коул и графиня Вера Таллиаферро,
которые составили треугольник с Сибил во главе, представляли ей
благоприятные возможности показать себя во всей красе. Они были больше
заняты друг другом, и все-таки Сибил была достаточно хорошей актрисой, чтобы
знать цену этой зрительской аудитории.
К счастью, сцена была ярко освещена, что давало ей возможность более
или менее выставлять себя на всеобщее обозрение. Она находила возможным
полюбить Консуэлу. Она была благодарна ей за то, что в течение недели,
которую она здесь провела, Консуэла ни разу не напала на нее откровенно. В
своих редких письмах Сибил цитировала критические замечания, с которыми она
соглашалась все более и более.
И вполне возможно, думала она, Консуэла будет сдерживать себя и в
будущем. Слава Богу, продолжала она, мысленно объясняя все это подруге по
Голливуду, что... О, Господи! Я думала, что самым противным будет
какой-нибудь старик, лезущим к тебе в трусы, понимаешь? Но эта старая
шлюха... просто мурашки по коже. Не могу представить, что эти девки делают с
матадорами, добавила она, поверь мне, что они говорят об этих "матадорах"...
- Разумеется, Сибил, дорогая, - сказала графиня Таллиаферро, - вы
проведете с нами несколько дней в Венеции, вы должны увидеть регату. Вы ее
еще не видели?
- Нет, я...
- Тогда решено, вы должны ее увидеть. - На Вере Таллиаферро было надето
что-то вроде античного хитона, а ее глянцевые черные волосы были убраны со
лба и свисали на спину, так что вся ее фигура походила на этикетку на банке
с солью для купания. За исключением ее лица, напоминающего лицо кондотьера,
ушедшего на покой от ратных дел, она была воплощением женственности.