"Даниэль Уолмер. Багровое око ("Конан") " - читать интересную книгу автора

Все тело было мокрым и скользким от пота, хотя он спал совершенно
обнаженным. В этих проклятых джунглях изнуряющая дневная жара сменяется не
менее мучительной духотой ночи. О Кром! Еще бы один глоток свежего
киммерийского воздуха! Хруст льда под копытами... Запах сосновых игл...
Конан не любил снов, но в этот, только что отлетевший, он нырнул бы с
радостью, словно в прозрачные воды горного озера, в котором плескался все
детство.
Но сон больше не возвращался. Странный он был... И странный вкус
оставил после себя в душе - смесь безотчетного счастья и томительной
тревоги. Знающие люди говорят, что если сумеешь правильно растолковать свой
сон, узнаешь нечто важное из своего ближайшего будущего. Вот только кто его
растолкует? Шумри? Он-то, конечно, согласится - и с большой охотой, но Конан
будет последним недоумком, если примет его цветистое вранье всерьез.
Конан покосился на своего безмятежно посапывающего спутника. Бродяга
скорчился в двух шагах от него, подтянув колени к груди, в позе младенца в
утробе матери. На губах его блуждала смутная улыбка, веки подрагивали.
Похоже, рев чудовища ничуть не мешал странствиям его души. Он был так же
обнажен, как и Конан, но на тело его до самой макушки была наброшена сеть с
крупными ячейками, сплетенная из тонкой и прочной травы и пропитанная
каким-то вонючим снадобьем. Шумри утверждал, что эта вонь отпугивает ночных
насекомых. Он предлагал сплести такую же и для Конана, но тот, презрительно
усмехнувшись, отказался. Что ему укусы каких-то летающих и ползающих тварей,
его богатырскому сну - провалу в прорубь небытия - это не помеха... Мелкая
кусачая нечисть, действительно, ему не мешает, но вот вой озерного демона
(как, кстати, называют его туземцы - "Ба-Лун"? - нет, не совсем так, а с
подвыванием и обязательным благоговейным опусканием век - "Ба-Лууун"...),
разбудил, вышвырнул из-под прохладных небес родины в душную темень чужих
джунглей. О Кром! Зачем он здесь?!
Проснувшееся раздражение теснилось в груди. Конан охотно разнес бы по
бревнышку жалкую туземную хижину из тонких пальмовых стволов. Ну почему он
увлекся речами этого бродяги? Какой глумливый бог плюнул ему в глаза, всегда
такие холодные, зоркие и недоверчивые, какой демон замутил рассудок так, что
он послушно пошел за только что встреченным проходимцем, словно ребенок за
флейтой чародея?.. Шумри умеет опутывать липкой словесной сетью, этого у
него не отнимешь. Единственное, на что он способен.
"Ай-е-у-у-у!" - снова прокатилось по джунглям. Не было в этом вое ни
угрозы, ни предупреждения о нападении. Скорее, стон или слезная жалоба -
словно чудище плакалось кому-то в ночи на свою одинокую судьбу, на унылое
прозябание в тухлых водах болотистого озера. Конан скрипнул зубами и в
который раз переменил положение - теперь глаза его упирались прямо в круглое
отверстие на крыше, если только ворох жестких глянцевитых пальмовых листьев
можно было назвать крышей. Как назло, в отверстии этом застыла луна.
Ярко-оранжевая, почти алая. Словно не луна это, а закатное солнце, и
каким-то чудом, зацепившееся в небе, не успевшее убежать от ночи.
То ли заунывный вой, то ли сумасшедшая луна, посягнувшая на облик
старшего светила, светлого глаза Митры, то ли глухой гнев на навязанного ему
судьбой спутника, а скорее - все это вместе, окончательно разорвали
прохладные сети сна. Конан ворочался на глиняном полу, лишь слегка прикрытом
охапкой листьев, подергивал мокро-блестящей кожей, словно конь, сгоняющий с
крупа оводов; укусы летающей нечисти были не столько болезненны, сколько