"Йен Уотсон. Внедрение" - читать интересную книгу автора

в левом, где располагались компьютерный участок, кухня, операционная и
лаборатория, он задержался перед рождественской елкой у подножия мощной
дубовой лестницы, ведущей в раздевалки медперсонала.
Столько иголок осыпалось в этой духоте. Точно зеленой перхотью усыпан
кафель.
За спиной неслышно прошла санитарка, после завтрака катя на мягких
резиновых колесиках тележку с грязными тарелками. Только слабое позвякиванье
фаянсовой посуды выдало ее присутствие.
Бумажные транспаранты пересекали проходы и главный коридор. Стеклянные
колбы над дверными проемами призывали к различным видам внимания. К голубому
вниманию. К зеленому. Красному. Словно различные участки пораженного мозга
выдували пустые речевые пузыри.
Чем же они наполнятся? Обвинениями?
Или станут ключом к реальности? Е = niс2 разума? Законом, изъясняющим
его природу?
Дверь на пружине захлопнулась за ним автоматически. Далее следовал
короткий коридорчик со второй дверью в конце. Он выбрал ключ, вставил в
замок и прошел в заднее крыло, где еловые ветви качались перед окнами точно
"дворники" автомобиля. Коридор огибал крыло с внешней стороны.
Оконное стекло было пронизано паутиной проводков сигнализации,
подключенной к компьютеру.
Выглянув из верхних окон главного здания, можно было увидеть громадный
матовый купол, освещавший помещения коридорным светом - словно пустой
аквариум.
Открыв свой кабинет, Соул привычно включил яркие неоновые трубки,
разогнав скучный зимний полумрак, и сел перед монитором.
Поганый, говоришь, язык, Айлин? Еще какой поганый! Самый плохой в
мире - и самый лучший!
Экран мигнул и осветился. В большой детской комнате (изображение еще
ходило волнами по экрану) два темнокожих малыша нагишом, мальчик и девочка,
перекатывали друг другу огромный мяч. С виду им было года три-четыре. Еще
одна голенькая девочка наблюдала за этой игрой, волоча за собой свернутую
спиралью пластиковую трубку, и еще один мальчик выставил перед собой руки,
как при игре в жмурки.
Соул простучал по клавиатуре, и комната наполнилась звуками. Но не
детскими голосами.
Он сдвинул камеру за прозрачные стены лабиринта. Источником голосов
являлся большой, во всю стену экран. Там двигались увеличенные в несколько
раз изображения Криса Соула и компьютерщика Лайонела Россона.
Это были их голоса. Не совсем, правда, их. Речевой компьютер разделял
их голоса и снова сводил в программе. Слова при этом переставали звучать
естественно, как в обычном потоке речи. Трудно было узнать собственный голос
в записи. Это были английские предложения и в то же время настолько
неанглийские гирлянды слов, что всякий посторонний пришел бы в
замешательство. Сами слова были достаточно просты. Даже для ребенка. Но при
этом составлены так, как никакие дети не разговаривают. Даже взрослые не
могли бы понимать их без распечатки с лабиринтом скобок, объединяющих
хитросплетения фраз так, чтобы они становились доступны уму.
Это была речь Русселя.
Пьер был потрясен и заинтригован самонадеянностью Реймона Русселя,