"Джордж Райт. Абстиненция" - читать интересную книгу автора

травле своих одноклассников, как только стая избирала себе новую жертву. Его
оружием были не кулаки, а интеллект: чрезвычайно обидные насмешки, дразнилки
в стихах, ка^рикатуры, которые он рисовал с большим умением. Не раз Питер с
удо^вольствием наблюдал, как очередной его враг ревет в голос, разма^зывая
сопли и слезы по красному лицу; однако нередко объектами его издевательств
становились и те, кто никогда не причинял ему зла. Но даже и тогда Питер не
чувствовал себя частью стаи - она была лишь его орудием, позволяющим
оттачивать остpоумие. Постепенно он все более противопоставлял себя стае,
толпе, коллективу, обществу; он старался все более дистанцироваться от них,
минимизировать, по мере возможности, свое общение с Чужими. Задолго до того,
как он впервые прочел Сартра, Вейнард пришел к тому же выводу, что и
те^оретик экзистенциализма: ад - это Другие.
И совсем иной мир открывался ему в книгах. Нельзя сказать, чтобы мир
этот был добрым и прекрасным (в общепринятом значении последнего термина) -
нет, там тоже были жестокость и насилие, глу^пость и борьба - Питер любил
остросюжетные книги. Но там, во-первых, не было этой унылой тоскливой скуки,
пронизывавшей все сущест^вование молодого Вейнарда; и если положительные
герои и выглядели несколько бесцветно, то уж злодеи наделены были
изобретательным умом и особым мрачным очарованием, ничуть не походя на этого
жир^ного ублюдка Тома Виллиса или тупую скотину Боба Хэнка. Во-вторых, этот
мир был абсолютно безопасен для читателя; герои могли сколько угодно
преследовать и убивать друг друга, в то время как Питер Вейнард наблюдал за
ними, с комфортом лежа на диване с пакетом хрустя^щего картофеля. Конечно,
нельзя сказать, что Питер замкнулся на од^них только книгах - как и все дети
цивилизованного мира, он возда^вал должное и телевизору, и электронным
играм. Однако все это было не то, дешевка, жвачка для людей без воображения:
тем, кто не может представить себе таинственных джунглей, затянутых гнилым
предутрен^ним туманом, в глубине которого таится Нечто, приходится
демонстри^ровать все это на экране. Однако даже самые дорогие декорации,
са^мый старательно изготовленный в голливудской студии монстр не могут
вызвать той сладкой дрожи, того леденящего холода в животе, какие возникают
от слов "нечто, таящееся в глубине тумана", прочитанных поздним вечером в
полутемной комнате. Реальность, как ее ни при^украшивай, всегда гораздо
тусклее и скучнее воображения; Питер рано усвоил эту истину.
В этот мир книг, мир, принадлежавший только ему, он уходил каждый
вечер; но было еще утро, отвратительное, тошнотворное утро с его
необходимостью вставать, и был день, который приходилось про^водить в школе.
Так как учеба давалась Питеру легко, учиться ему было скучно, и скука эта
все более развивала его природную лень. На фоне этой скуки даже общение с
одноклассниками казалось порой не столь непpиятным. Со временем Вейнард
понял, что они вовсе не ненавидят его - они попросту не имеют понятия о
чувстве собственного достоинства и не считают свои дразнилки и приставания
серь^езной обидой. Их зависть, их жестокость были мелочны, как они сами. С
удивлением Питер убедился, что некоторые из них считают его своим другом. К
этому времени он уже научился скрывать свои чувства ради собственных
интересов и поддерживал их в этом заблуждении, в душе презирая и ненавидя
их. Вскоре у него появился еще один повод для презрения. Приятели, обучившие
Питера неприличным ругательствам и непристойным песенкам, объяснили юному
Вейнарду - до той поры совершенно не интересовавшемуся этим вопросом -
кое-какие тонкости, связанные с появлением детей и предшествующим тому