"Инок Всеволод. Начальник тишины (Повесть-притча для потерявших надежду) " - читать интересную книгу автора

червоточины. Дыхание то и дело перехватывало, а сердце сжималось маленьким
комочком и забивалось глубже под ребра, словно птенец в расщелину скалы.
Но вот на моем пути все чаще стали попадаться птицы, то ли голуби, то
ли вороны, - я не успевал разглядеть. Они испуганно шарахались от меня в
разные стороны. Земля стремительно приближалась и становилась все реальнее
и... страшнее. Там ждала смерть.
Меня пронзила горькая мысль: "Это ведь я только думаю, что лечу. На
самом деле я падаю".
- Что же ты так тянешь к себе, земля?! Не хочу-у-у!..
Падение было обычным: быстрым и каким-то обыденно скучным. Сердечная
дробь, холод в животе, тупая боль в ногах и темнота, как обрыв кинопленки. Я
разбился.
Мое тело упало на довольно милую поляну, окруженную стройными елями. Я
лежал в высокой траве, раскинув руки, прижавшись лицом к влажной от утренней
росы земле. Было тихо. Радостно щебетали птички. Над лужайкой порхали две
коричнево-бурые бабочки-шоколадницы. Большой красный муравей забрался на мою
щеку и важно вращал усами, вероятно раздумывая, переползать ему через
струйку крови, стекавшую из моего уха по щеке, или нет.
Правда, я не видел ни поляны, ни елей, ни травы, ни птиц, ни бабочек,
ни муравья. Я вообще ничего не видел, потому что разбился.
На душе у меня было скверно. Я пытался припомнить, на что надеялся,
выпрыгивая из вертолета. Ведь меня предупреждали, что парашют может не
раскрыться. Он и не раскрылся. А крыльев у меня не было. Перед полетом, как
будто бы кто-то, стоявший в тени, нашептывал моему самолюбию: "Прыгай.
Будешь, яко Ангел". Вот я и стал, как ангел, только падший.
Я не знаю, сколько пролежал на той милой поляне в обществе птиц,
бабочек и муравьев, которых не видел. Пребывая погруженным в совершенный
мрак, не чувствуя своего тела, я думал: "Меня учили, что души нет. Я
разбился, и у меня отказали все органы чувств: я ничего не вижу, не слышу,
не осязаю, не обоняю, не могу говорить. И все же я знаю, что я - это я. Мое
"я", наверное, и есть душа?".
Не могу объяснить как, но я именно почувствовал, а не увидел, что
справа ко мне приближается что-то вроде теплого сияния. Оно приблизилось,
как бы склонилось надо мной, и ответило на мой вопрос так же без слов, как я
его задал:
- Да, твое "я" и есть душа. Теперь тебе ясно, что она у тебя есть. А
если она есть, то значит ее нужно спасать. Так ведь и написано на твоем
крестильном нательном крестике, хранящемся в шкафу в маминой комнате.
Помнишь?
- Помню, - ответил я. - Там было написано: "Спаси и сохрани".
- Понимаешь, что получается? - участливо продолжало сияние. - Тело само
по себе спасти невозможно. Спасешь душу - спасется в будущей жизни и тело.
Оно преобразится. Не спасешь душу - обречешь тело на вечные страдания в
будущей жизни.
- А как мне спасти душу, если я уже разбился и ничего не могу? -
недоумевал я.
- Ну ты же можешь со мной говорить, значит, что-то ты можешь, -
ответило сияние.
- А что я еще могу? Могу я спасти душу?
- Ты веришь в Бога?