"Пэлем Грэнвил Вудхауз. Собрание сочинений Том 3. Лорд Аффенхем и другие" - читать интересную книгу автора

примеру, остановил оклик хозяина.
- Послушайте! - сказал тот. - Послушайте, Бейлисс! Нет, подойдите на
минутку. Хочу спросить кое о чем.
Дворецкий приблизился. Ему казалось, что нынешним утром хозяин
несколько не в себе, лицо у него ошалелое и слегка загнанное, и он даже
поделился своим наблюдением в буфетной.
По правде говоря, объяснялось это просто. Крокера точила острая тоска
по родине, которая неизменно наваливалась на него как только начиналось
лето. С самой своей женитьбы, случившейся пять лет назад, и одновременного
отъезда из Америки он стал хронической жертвой этой напасти. Осенью и зимой
симптомы притуплялись, но начиная с мая он претерпевал жесточайшие муки.
Каких только эмоций ни воспевают, начисто пренебрегая лишь этой. Поют о
Руфи, о пленном Израиле, о рабах, тоскующих по родной Африке, о
золотоискателях, тоскующих по дому. Но горести бейсбольного болельщика,
обреченного жить за три тысячи миль от Поло Граундс, как бы и нет. Таким
болельщиком был Бингли Крокер, и летом страдания его обострялись. Он чахнул
в стране, где кричат: "Хорошо сыграли, сэр!", вместо: "Эй, парень, да ты
молоток!"
- Бейлисс, вы играете в крикет?
- Немного вышел из возраста, сэр. Но в молодые годы...
- А разбираетесь в нем?
- Да, сэр. Я часто провожу денек на стадионе, когда матчи интересные.
Многие, поверхностно знакомые с дворецким, сочли бы это признание
неожиданным проявлением человечности, но Крокер не удивился. Для него
Бейлисс с самого начала был человеком и братом, всегда готовно отвлекающимся
от своих обязанностей, чтобы помочь разобраться в тысяче и одной проблеме,
связанной со здешней жизнью. Американский разум с трудом приноравливался к
тонкостям классовых различий и, хотя хозяин излечился от изначальной
склонности называть дворецкого "Билли", за советом к нему, как мужчина к
мужчине, он обращался всегда. Бейлисс охотно приходил на помощь, ему хозяин
нравился. Правда, человеку более тонкому, чем этот хозяин, могло показаться,
что ведет он себя как снисходительный папаша, общающийся со слабоумным
сыном; но проглядывала тут и искренняя привязанность.
Подняв газету, Крокер снова развернул ее на спортивной странице, тыкая
в строчки коротким пальцем.
- Так объясните, что это значит. Пять лет я от него увиливал, а вчера
вот допекли, отправили смотреть, как Серрей играет против Кента. Значит, вы
там бывали?
- И вчера был, сэр. Захватывающий матч!
- Что это вас захватило? Я весь день просидел, надеясь, что игра
вот-вот развернется. У них никогда ничего не происходит?
Дворецкий едва не поморщился, но выдавил снисходительную улыбку. Что с
него взять, уговаривал он себя, одно слово - американец, его пожалеть надо.
- Дорожка была вязкой из-за дождя, сэр.
- Э?
- Вязкая дорожка была, сэр.
- Попробуйте еще разок!
- Вчерашняя игра показалась вам вяловатой, потому что дорожка... то
есть, дерн был вязкий... ну, влажный. "Вязкий" - термин технический, сэр.
Когда дорожка вязкая, игрокам, отбивающим мяч, приходится быть осторожней,