"Шломо Вульф. В обход черной кошки" - читать интересную книгу автора

почему. Я давно никому из женщин ничего подобного не говорил. Если я вас
не совсем раздражаю, расскажите мне о себе. Вы учились?" "Училась? После
гимназии я провела два года в Бестужевке, пока не убили отца. А потом..
Потом и мама умерла. Я не из вашего круга, князь. Скорее наоборот." "Мне
это все равно," - неожиданно для себя вздрогнул Андрей Владимирович
потому, что вдруг вздрогнула она. "Среди художников встречаются князья?"
"Я не художник, а морской архитектор. Вячеслав Абрамович учился со мной
в не в Академии художеств, а в Кораблестроительной." Марина вдруг расцвела
какой-то неожиданной для такой напряженной девушки застенчивой улыбкой: "А
я уже боялась, что меня уступают очередному портретисту, претендующему на
мою наготу." Ему остро, до головокружения, захотелось прикоснуться к ней.
Приподнявшись он поклонился, приглашая на танец. Они спустились в зал.
Лейканд издали поощрительно кивнул Марине, делая губами поцелуй. Лицо
Марины исказила гримаса отвращения. Она резко отвернулась и положила руки
на плечи Мухина. В центре зала было светлее, исчезло обаяние розового
полумрака ложи, но девушка казалась такой же юной и здесь. От её спины в
ладони Андрея Владимировича струился совершенно ему незнакомый
ошеломляющий ток. Он испытывал сжимающий сердце страх, не имеющий ничего
общего с привычной страстью от прикосновения к нежной женской коже. Глаза
их встретились, и оба снова вздрогнули так, что испугали друг друга. Её
сияющие под челкой густых темных волос бездонные глаза внезапно сузились
словно от боли, одновременно увеличились и без того большие в темноте
зрачки. Мухин невольно ослабил свои руки на ее спине. Она мотнула головой:
"Это не вы. Это - мысли..." "Не выйти ли нам?" Она судорожно кивнула и
ловко выскользнула из его рук. Он взял ее под руку и повел к выходу.
Гардеробщик всмотрелся в Марину, потом в Мухина, но молча подал ее шубку.
Они спустились на Невский. Сквозь густой рой снежинок сияли сотни реклам
главного проспекта необъятной страны, раскинувшейся от выкупленной Аляски
до присоединенной двадцать лет назад Сербии. На фоне Гостиного Двора
искрились в ряд рождественские елки. Все рекламы были принципиально на
русском языке, хотя тут был предствлен весь мир.
На Садовой тихо кружила метель. Бездомные грелись на вентиляционных
решетках метро у Летнего Сада. "Это неизбежные издержки цивилизации," -
кивнул на них Мухин, пытаясь нащупать тему разговора, которая могла ее
заинтересовать. "Вашей... Я хотела сказать, этой цивилизации.". "Другой
не придумано, Марина." "Не придумано? Совсем недавно я была уверена, что
давно придумана, что ей просто не дали состояться - насадили на казацкую
пику много лет назад." "Вы - коммунистка? - повторил он свой вопрос. И тут
же, засмеявшись, добавил: - Или - уже нет?" "Это не смешно... Впрочем,
сегодня мои политические склонности не имеют никакого отношения ни к
коммунистической пропаганде, ни к истории, ни даже к реальности. Совсем
недавно я была уверена, что могла быть совсем другая Россия. Честная. Для
всех, а не только для богатых. Дом всех народов, а не их тюрьма немногим
лучше царской." Она произнесла это как-то злорадно-обличающе и поморщилась
от собственной фразы, как от приступа зубной боли. "Что же изменило ваши
такие логические предположения? Коммунистическая утопия не хуже любой
другой, не так ли?.. Что же касается реальности, вы не совсем
справедливы, - осторожно продолжил он. - В царской России каждые пять лет
были засухи и голод, бесконечные эпидемии, безграмотность, погромы и
продажная бюрократия. В благополучной стране если и случаются революции,