"Шломо Вульф. На своей земле" - читать интересную книгу автора

летнем мареве городу Газа. Там поблескивали стекла спокойно идущих по улицам
машин. Они к вертолетам над своей головой давно привыкли, как и к разрушению
оставлен-ных террористами построек. Нефтедоллары неисчерпаемы - построят со
временем новые блок-посты и казармы. Израиль, к возмущению всего мира,
"неадекватно ре-агирует точечными авианалетами"" на очередной терракт.
Мировые телерепортеры охотнее показывают троих поцарапанных арабов среди
ужасающих руин, чем еврей-ский город с убитыми и искалеченными.
Так это же просто везение, братцы, спели бы палестинцы, знай они
Высоцкого, те-перь я спокоен, кого мне бояться?..
Мы вошли в дом переодеться в траур. Изабелла уже подмела осколки стекла
на кух-не. Пробитые трисы празднично подмигивали блеском моря, ворчащего
прибоем под самыми нашими окнами, сразу за изумрудом лужайки. У дома Ицика
молча стояли люди. Мы прошли туда же. Митингов давно не было. Все было
сказано. Очередная смерть вызывала уже не столько гнев и тревогу, сколько
отчаяние, граничащее с ту-пым безразличием. Соседи посторонились, и мы
прошли в комнату. Вика лежала с аккуратной белой повязкой на голове. Нигде
не было видно ни крови, ни разрушений. Словно этот осколок был контрольным
выстрелом профессионального киллера. Рома сидел у ее изголовья вместе со
вдовцом. Увидев меня, он хотел встать, но лицо его вдруг исказила жуткая
улыбка, после чего он опустился на табурет и охватил голову руками. В
рабочем уголке Вики весело светились заготовки для цве-тов. У нее все всегда
было по полочкам.
В тишине нагло запел мой мобильник. Я выхватил его из кармашка и нажал
кнопку.
"За нас не беспокойтесь, - неприлично звонко кричала Таня. - Нам целую
дивизию придали!" "Почему?" - глупо спросил я, стесняясь самого факта
разговора в таком месте и в такой час. "Так тут к вам само главное
миролюбище едет. Выразить свои искренние соболезнования."
Она не сказала, кто именно едет, но все почему-то поняли и начался
возмущенный гомон. Даже Рома снова поднял голову, а Ицик беспомощно и громко
заплакал...
Здесь необходимо не столько лирическое, сколько политическое
отступление.
Я по природе человек незлобивый, флегматичный и, сколько себя помню,
толстый, рыхлый и более чем мирный. Мой избыточный рост и вес создали мне
еще в школе такую репутацию, что меня не особенно задирали. То же было и в
армии. Все знали, что если меня всерьез обидеть, то мой кулак мягкий, но
тяжелый. Мир для меня всегда был лучше ссоры. Именно таким я приехал в
Израиль и тут же определил свое политическое пристрастие к лагерю мира.
Поскольку славная КПСС отбила у меня охоту вступать в любую партию, я был
беспартийным активистом партии энергии. Все это продолжалось до тех пор,
пока поток умелой пропаганды заменял мне реа-лии. Потом я стал внимательнее
приглядыватья к своим кумирам. И чем больше я их расшифровывал, тем в
больший гнев приходил от их бессовестной лжи и лицемерия. Сначала это
коснулось того, что меня тогда больше всего интересовало - трудо-устройства
академаим. Но потом они, казалось, вообще закусили удила и пошли вразнос уже
в деле урегулирования отношений с палестинцами. Здесь реальность так
контрастировала с их политикой, что для меня слово "миротворец" стало
синонимом "демагога", а лидер некогда любимой партии выглядел монстром. Он
достоверно знал, что 85% палестинцев за войну с поголовным уничтожением всех